Наверное, я рассуждаю цинично. Не буду спорить. Но тут уж ничего не поделаешь – грубый век, дикие нравы, волчьи законы. Налагает, знаете ли. К тому же я искренне пытался спасти его брата, да и самого Третьяка, если уж на то пошло. Правда-правда. И пес с ними, с пятьюстами рублями, равно как и с процентами. Отдал бы с легким сердцем из причитающейся мне доли и глазом не моргнул.
Но на мой очередной пророческий прогноз, что, если дьяк не уймется, а продолжит перечить, царь непременно повелит отправить на Пыточный двор, а потом на плаху одного из младших братьев, Иван Михайлович отреагировал очень нервно и весьма бурно. Когда в ответ начинают стучать кулаком по столу, расплескивая вино из кубков и заставляя подпрыгивать фрукты в блюдах, лучше не продолжать. Схлопотать от своего будущего свата кулаком по уху – перспектива не из приятных.
Однако когда я прощался с Ицхаком, то в благодарность за радостную весть про Долгорукого, проживающего в Москве и имеющего дочь Машу, обнадежил купца тем, что видение два дня назад повторилось. Было оно еще страшнее, ибо мне пришлось наблюдать все подробности казни того же казначея, которого попеременно обливали то кипятком, то ледяной водой. Мой рассказ слегка вдохновил унылого купца, обнадежив его, что перспективы нашего с ним сотрудничества вполне могут оказаться не такими уж убыточными.
Но я отвлекся.
После полученного известия о том, кто является отцом моей Машеньки и где они проживают, редкий день проходил без того, чтобы я не напомнил Висковатому об обещании выступить в роли свата. Терзал я его таким образом полторы недели, но своего добился – Иван Михайлович дал слово, что ровно через седмицу, то есть в ближайшую неделю, он отправится туда в гости. Вместе со мной, разумеется.
Да и то сказать – давно пора. Сроки-то поджимали. На дворе давно стояла середина июня, и сколько у меня оставалось в запасе времени, я понятия не имел, надеясь только на то, что пока прибывший накануне, то есть десятого числа, в субботу, датский принц Магнус из Москвы не уедет, никаких резких изменений в судьбе моего свата не приключится.
Ох, как же долго тянулись эти нескончаемые шесть дней, которые оставались до долгожданной встречи. От восхода до полудня, казалось, проходила целая вечность, а от полудня до заката – целых две.
Особенно тоскливы были часы послеобеденной фиесты. Растомленный сытной трапезой народ шел почивать, а мне, которому кусок не лез в горло, оставалось лишь завидовать спящим и тупо смотреть в слюдяное оконце, уныло восседая на лавке.