Дмитрий какое-то время молчал, понимал, конечно, что в моих словах есть смысл.
— В таком случае нам придется уладить это наилучшим возможным способом, — заявил он, наконец. — Однако если Виктор надумает рассказать, он сделает это независимо от того, будете вы свидетельствовать на суде или нет.
Ну что на это скажешь? Я молчала до самой Церкви. Когда мы там оказались, отец Андрей заявил, что, разобравшись немного с вещами, решил отослать госпоже Дэвис еще только один ящик.
— Я отнесу его, — решительно сказала я Дмитрию, как только священник отошел достаточно далеко, чтобы нас не слышать. — Ты вообще не обязан был приходить.
— Роза, пожалуйста, не надо кипятиться из-за этого.
— Как это — не надо кипятиться? Ты, похоже, так и не въехал, насколько это важно.
— Да все я понимаю. Неужели ты и вправду думаешь, что я хочу видеть Виктора на свободе? Хочу, чтобы все мы снова оказались в рискованном положении?
Тут я впервые за долгое время почувствовала, что он вот-вот выйдет из себя.
— Я уже говорил, что сделал все, что мог. Просто в отличие от тебя не устраиваю сцен, если не получается по-моему.
— И я тоже.
— Ты прямо сейчас делаешь это.
Он был прав. В глубине души я знала, что перехожу черту… но просто, как во всем в последнее время, не смогла остановиться.
— Зачем ты вообще пришел помогать мне сегодня? — выпалила я. — Зачем ты здесь?
— Это так странно? — спросил он почти с болью в голосе.
— Да. В смысле, ты что, шпионишь за мной? Хочешь понять, почему я сплоховала тогда, со Стэном? Хочешь проследить, чтобы я не вляпалась в новые неприятности?
Он смотрел на меня, откинув волосы с глаз.
— Почему непременно должны быть какие-то скрытые мотивы?
Мне хотелось выпалить тысячу разных вещей. Например, что, если нет никакого мотива, это означает, что он просто хотел провести время со мной. А это не имеет смысла, поскольку мы оба знаем, что между нами могут быть лишь отношения учитель — ученица. Он сам мне об этом сто раз говорил.
— Потому что у всех есть мотивы.
— Да. Но не всегда такие, как ты думаешь. — Он открыл дверь. — До встречи.
Глядя, как он уходит, я стояла охваченная смятением и злостью. Не будь ситуация такой странной, я сказала бы, что у нас сегодня было свидание.
На следующий день мои обязанности стража при Кристиане возобновились. И снова мне вменялось забыть о собственной жизни ради другого человека.
— Как прошла твоя епитимья? — спросил он, когда мы шли по кампусу от его спального корпуса.
Я подавила зевок. Этой ночью спала я плохо, отчасти из-за своих чувств к Дмитрию, отчасти из-за того, о чем рассказал отец Андрей. Тем не менее, я зорко поглядывала по сторонам. Именно здесь Стэн дважды набрасывался на нас, и, кроме того, у стражей хватило бы вредности напасть на меня именно сегодня, когда я чувствовала себя такой усталой.