Во всяком случае, так мне казалось. Сидела я между Фредом и Элис, слева от нее помещались Дейви и его девушка, Рода; мать с отцом сидели за нами. В зале толпился народ, было по-прежнему жарко, правда, не так, как в предыдущий понедельник, но я успела привыкнуть к ложе, где меня обвевал сквозняк со сцены, и переносила жару хуже, чем другие. Стоило Фреду взять меня за руку или прижаться губами к щеке, как меня словно обдавало горячим паром; прикосновение рукава Элис, теплое дыхание отца, когда он наклонялся, чтобы спросить, как нам нравится представление, — от всего я вздрагивала, потела и ерзала в кресле.
Можно было подумать, меня принудили провести вечер среди чужаков. Их одобрительные замечания по поводу номеров, которые я наблюдала так часто и так нетерпеливо, казались дурацкой белибердой. Когда они подхватывали за невыносимыми Веселым Рэндаллами припев, надрывали животики из-за шуточек комика, во все глаза следили за шатаниями телепатки, вызывали на бис живое кольцо акробатов, я кусала себе ногти. Приближался номер Китти Батлер, а у меня на душе росло беспокойство. Конечно, я не могла не желать ее вступления на сцену, однако мне хотелось быть при этом одной — одной в своей маленькой ложе с закрытой дверью, а не сидеть среди толпы профанов, которые не видели в мисс Батлер ничего особенного и на мое пристрастие к ней смотрели как на чудачество.
Тысячу раз родичи слышали от меня «Любимых и жен», описание ее прически и голоса; всю неделю я мечтала, чтобы они увидели ее сами и признали чудом. Но теперь, когда они, веселые, громогласные, разгоряченные, собрались на галерке, я почувствовала к ним презрение. Мысль о том, что они будут смотреть на Китти Батлер, сделалась непереносимой; хуже того, мне страшно было думать о том, что увидят, как я на нее смотрю. Снова возникло ощущение, будто внутри меня образовался фонарь или маяк. Стоит поднести к фитилю спичку, и во мне запылает золотистый огонь, но запылает как-то мучительно и постыдно ярко, и мои домашние с кавалером в ужасе от меня отшатнутся.
Конечно, когда она вышла к огням рампы, ничего подобного не случилось. Я заметила, как Дейви скосил на меня глаза и подмигнул, услышала шепот отца: «Та самая девушка, ну наконец», но вспышку и искры никто — кроме, может быть, Элис — не заметил: это было тайное, темное пламя.
Впрочем, еще я боялась того, что в этот вечер буду ужасно далека от мисс Батлер — и так оно и вышло. Голос ее был такой же сильный, лицо такое же красивое, но я привыкла ловить ее дыхание между фразами, замечать отсветы рампы на ее губах, тень ресниц на напудренной щеке. А нынче я смотрела словно бы через стекло, слушала через заткнутые воском уши. Когда она закончила выступление, мои родственники разразились аплодисментами, Фредди засвистел и затопал ногами. Дейви крикнул: