— Ох, Зена, как вспомню все это, так сон бежит прочь.
— Еще бы.
Я содрогнулась.
— Ты на меня злишься, Зена? (Она молчала.) — Если злишься, я тебя понимаю. Но знала бы ты, как я раскаиваюсь!
Тут женщина на соседней кровати вскрикнула (наверное, была пьяна), мы дернулись и наши лица оказались совсем рядом. Веки Зены были плотно сомкнуты, но я знала, что она слушает. Я вспомнила, что несколько часов назад мы тоже лежали рядом, но было это совсем по-другому. При нынешних несчастных обстоятельствах страсти во мне потухли, но, считая необходимым сказать то, о чем мы обе промолчали, я шепнула:
— Принесла же нелегкая Диану! Нам было так хорошо, — правда? — пока она не вмешалась…
Зена открыла глаза.
— Да-да, — отозвалась она печально. — Это всегда бывает хорошо, перед тем как попадешься.
Она поглядела на меня и вздохнула.
— Не все потеряно, Зена… правда? Ты единственная в городе розовая, кого я теперь знаю, и раз у тебя тоже никого нет, я думаю… мы ведь могли бы неплохо устроиться? Найдем где-нибудь меблированную комнату. Ты можешь наняться швеей или прислугой. Я куплю себе другой костюм, а когда заживет лицо… я знаю два-три фокуса, чтобы заработать деньги. За какой-нибудь месяц мы вернем твои семь фунтов. Да скоро мы и все двадцать скопим. Потом ты сможешь, как задумала, отправиться в колонии, и я… — я судорожно вздохнула, — я вместе с тобой. Ты говорила, хозяйка меблированных комнат там никогда не останется без работы, а тамошним джентльменам наверняка требуются мальчики… будь это даже в Австралии, так?
Она смотрела и слушала молча. Наклонила голову и едва-едва коснулась моих губ. Потом она отвернулась, и я наконец заснула.
Когда я проснулась, за окном уже было светло. Соседки по комнате кашляли, отхаркивались, вполголоса брюзжали, обсуждая прошедшую ночь и предстоящий день. Я лежала с закрытыми глазами, заслоняя ладонями лицо, чтобы не глядеть на них и на убогий мир, который мне приходилось с ними делить. Мысли мои были о Зене и о плане, который я ей предложила; это будет трудно, думала я, чертовски трудно, но главная тяжесть падет не на меня, а на Зену. Без Зены мне пришлось бы совсем худо…
Отлепив наконец ладони от лица, я осмотрела кровать: рядом со мной было пусто. Зена исчезла. Деньги исчезли тоже. Она поднялась на заре, как привычно домашней прислуге, и оставила меня, спящую, ни с чем.
*
Как ни странно, это открытие не очень меня взволновало; думаю, я попала в такую глубокую дыру, что меня уже было ничем не удивить. Я встала, извлекла из-под матраса платье (оно помялось больше прежнего), застегнула пуговицы. Пьянчужка с соседней кровати купила за полпенни тазик теплой воды и, помывшись сама, уступила его мне; я очистила с лица последние крупинки застывшей крови и пригладила волосы. Поглядевшись в приклеенный к стене осколок зеркала, я сравнила свое лицо с личиком восковой куклы, которую слишком близко поднесли к спиртовке. Когда я ступила на ноги, их пронзила резкая боль: туфли были те самые, которые я носила, когда занималась проституцией, но то ли с тех пор у меня выросла нога, то ли я привыкла к мягкой коже — так или иначе, во время путешествия но Килборн-роуд я натоптала себе волдыри, сейчас они лопнули, чулки елозили по влажной ране.