— О да, — сказал Цезарь. — Я хочу этого.
— Потом, боюсь, мы не сможем встречаться месяцев семь-восемь.
— Мне будет этого не хватать. И тебе тоже.
На этот раз она взяла его руку, но не поцеловала, а просто держала, улыбаясь ему.
— В эти семь-восемь месяцев ты можешь сделать мне одолжение, Цезарь.
— Какое?
— Соблазни жену Катона Атилию.
Он расхохотался.
— Занять меня женщиной, у которой нет шанса заменить тебя, да? Очень умно!
— Это правда. Я умная. Окажи мне услугу, пожалуйста. Соблазни Атилию!
Хмурясь, Цезарь стал обдумывать эту идею.
— Катон не стоит этого, Сервилия. Что он собой представляет в свои двадцать шесть лет? Я согласен, в будущем он может оказаться занозой у меня в боку, но я лучше подожду, пока он ею станет.
— Для меня, Цезарь, для меня! Пожалуйста! Ну пожалуйста!
— Ты так его ненавидишь?
— Достаточно, чтобы хотеть увидеть его разбитым на мелкие кусочки, — процедила Сервилия сквозь зубы. — Катон не заслуживает политической карьеры.
— Если я соблазню Атилию, это не помешает его карьере, как ты хорошо знаешь. Однако если это так много для тебя значит, я согласен.
— О, замечательно! Благодарю тебя! — весело воскликнула она. Затем новая мысль пришла ей на ум: — А почему ты так и не соблазнил жену Бибула, Домицию? Уж ему-то ты с удовольствием наставил бы рога, он — уже опасный враг. Кроме того, его жена Домиция — кузина мужа моей сводной сестры Порции. Это также не понравится Катону.
— Я думаю, во мне есть что-то от хищной птицы. Предвкушение обольщения Домиции так велико, что я все время откладываю это событие.
— Катон намного важнее для меня.
«Хищная птица, вот как? — думала она про себя, возвращаясь на Палатин. — Он, конечно, может считать себя орлом, но его поведение по отношению к жене Бибула — простая хитрость».
Беременность и дети были привычной частью жизни, и, за исключением Брута, Сервилия воспринимала их как нечто, что необходимо перенести с минимальными неудобствами. Брут — другое дело. Сын принадлежал только ей. Сервилия сама кормила его, сама меняла пеленки, купала его, играла с ним, развлекала. Ее отношение к двум дочерям было совсем иным. Сразу после рождения мать отдала их няням и почти забыла о них, пока они не подросли. Тогда Сервилия позаботилась дать им строгое воспитание, достойное римлянок. Но воспитывала она девочек без всякого интереса, без любви. Когда дочерям исполнялось шесть лет, она отдавала их в школу Марка Антония Гнифона, потому что Аврелия рекомендовала ее как наиболее подходящую для девочек. И у Сервилии не возникало причин жалеть об этом решении.