— А что вы ходите, все же импортная тачка. Проползла там, где наши не смогли, проселками, да и все.
— Проселками! — Шаврин был настроен скептично. — Куда там уйдешь? Одни озера да овраги. Ездил я там и до этого — бесполезно! Только на шоссе туда и доберешься.
— Да и эти, железногорские опера там весь день носились, искали, куда он мог деться, — припомнил Зудов.
— А на чем они были, ты помнишь? — Гусев продолжал настаивать на своем. — На «десятке»!
— Слушай, а ведь это идея! — Колодников просто просиял. — Надо взять такой же внедорожник, такой же проходимости, и попробовать пройти маршрутом этого "Гранд Чероки".
— Откуда мы знаем, где у него маршрут? — усомнился Зудов.
— Вот и надо найти его!
— Ну, найдешь счас его. Раньше надо было…
Тут на столе Колодникова зазвонил телефон.
— Да, слушаю.
При первых же услышанных в трубке словах Колодников вскочил на ноги.
— Да, хорошо, сейчас будем.
После этих слов уже никто не сомневался, что их опять ждут неприятности.
— Подъем! Хало объявился, — сказал Колодников, кладя трубку.
— Где?
— В больнице, к дружку своему, Семину пришел.
В ту ночь в хирургии дежурила Анна Леонтьевна Сафирова, медсестра с тридцатилетним стажем. Она многое повидала в своей жизни и когда в первом часу ночи в пустынном коридоре неожиданно появилась щуплая фигура, одетая совсем не по больничному, ни сколько не испугалась, и даже не удивилась.
— Ты откуда это, хлопчик, взялся? Что тебе тут надо? — ласковым тоном спросила она неожиданного гостя, откладывая свое вязание. Хало растерялся. Когда он убедился, что больница закрыта, а в приемном покое дежурит аж трое человек, то решил забраться на четвертый этаж, в хирургию, по водосточной трубе. Это ему удалось, он проник в туалет, и вышел в коридор взбудораженным, в полной уверенности, что сейчас на него кинутся, и начнут кричать, попытаются скрутить и сдать в милицию. На этот случай у него был старый столовый нож, найденный в заброшенной хибаре, где он и обитал все эти два дня.
— Да, мне тут к другу надо, — детским своим голосом ответил он этой пожилой, круглой, как подовый хлеб медсестре. Голос у той был по прежнему ласковый и теплый.
— Не поздновато ли? Все спят уже.
— Да, я только поговорю с ним, и уйду.
— Лучше завтра приходи. Выспится он, да и тебе отдохнуть надо. Вон, глаза то, как ввалились, не спал, что ли?
Хало действительно не спал все это время после побега, даже ночами он нервно вздрагивал от всех посторонних шумов, и никак не мог отдохнуть.
— Да, какой тут сон. Друга мне надо увидеть, очень. А днем я не могу, занят очень.