Осуществилась мечта Антона. Спектакль «День и ночь» получил отличную оценку и был принят как самостоятельный дипломный спектакль выпускного курса.
В училище это было событием. Но Антону оно не принесло большой радости.
Он затевал спектакль ради Люси, но ей «День и ночь» был уже не нужен: фильм «Неточка Незванова» шел всюду с большим успехом.
Нонна на зимние каникулы к Алеше не поехала. Он в это время был в Томске на курсах по повышению квалификации. Письма он ей писал нежные. Обещал обязательно быть на ее первом дипломном спектакле. Обещал, но не приехал. Впрочем, может быть, она от волнения не разглядела его в крошечную дырочку занавеса. Но как бы то ни было – спектакль начался…
Занавес дрогнул и пополз в разные стороны. За кулисами Люся, и Нонна обменялись тревожными взглядами.
«Интересно, – думала Люся, – у тех актеров, которые играют по двадцать лет, вот так же перед выходом от волнения болит живот и стучит сердце?..»
Нонна не задавала себе такого вопроса. Она знала, что знаменитая Марфа Миронова перед выходом на сцену всегда волновалась, как школьница. Однажды в минуту просветления бабушка сказала ей: «Трудную профессию выбираешь. Вечное волнение! Всегда надо быть в форме, хоть через силу… Ни болезни, ни настроение здесь не в счет! А балерины… балерины – это ломовые лошади».
После спектакля за кулисами толкались однокурсники. Шумно поздравляли актеров – одни от души, другие сквозь зубы, с завистью. Кто-то передал Нонне письмо, запечатанное в ненадписанном конверте.
Она схватила его, думая, что это весточка из зала. От него, от Алеши… Убежала в уборную, разорвала конверт. Почерк был незнакомый. Подпись: «Марина». Вот что было в письме:
Нонна! Совершенно случайно я оказалась на вашем дипломном, спектакле. Я та самая Марина из советского посольства в Бонне, которая отправила вас на виллу к жене посла. Повидать вас после спектакля я не успею: спешу на поезд. Отпуск закончился, и я опять отправляюсь в Бонн.
Мне вот о чем хочется рассказать вам…
Ваша тетка умерла. Все ее магазины и типографии каким-то образом перешли в руки Курта Брауна. В Париже ни о каком фильме про Марфу Миронову никто ничего не знает. Видимо, после вашего отъезда создавать этот фильм передумали. Вот и все. Вы хорошо играли. Счастливого вам будущего!
Марина.
Не снимая грима, Нонна сидела в уборной перед зеркалом.
Уж давно смолк шум в зрительном зале. И за кулисами было тихо.
Перед ней лежало письмо Марины. Вспомнился Мюнхен, тетя Таня, Курт, красавица монахиня, памятник у входа в крематорий и надпись на нем. Та самая надпись: «В память погибших и в назидание живым!» Потом она вспомнила ресторан «Романов», тоскующего по родине старого эмигранта и стихи, несущиеся из широкой трубы старинного граммофона: «Ночевала тучка золотая…»