Первого звали Филат Киреев, а второго Истома По-лушкин.
Оба они были сиротами, выросшими в доме Мани-ных, взятыми в обучение еще его отцом Карпом, и фактически воспитывались, росли и учились купече-скому делу, как младшие братья Онуфрия. Они стали верными, преданными слугами, никогда не подводили своего патрона, и Манин, рано овдовевший, был к ним очень привязан.
Потому он привез их сюда из Новгорода и теперь вместе с ними поехал в Медынь открывать и завоевы-вать новые торговые пространства.
В провожатые с ними поехал новый родствен-ник — брат-близнец зятя — Гаврилко, которого отец, Клим Неверов, командующий гарнизоном Медведевки, по такому случаю отпустил, назначив в караульную охрану Кузю Ефремова.
В течение первых нескольких недель деятельный купец Манин обследовал все близлежащие городки, не забыв представиться в Боровске великокняжескому наместнику Образцу, который, несмотря на огромную занятость подготовкой войска к отражению осеннего нашествия Ахмата, нашел тем не менее несколько ми-нут для купца. Манин, разумеется, не упустил случая первым делом деликатно заметить, что он имеет удо-вольствие лично знать некоего славного воина и ге-роя Ливонской войны, который всегда восторженно отзывается о воеводе Образце, особенно ценит пода-ренный ему воеводой щит ливонского магистра, с ко-торым и совершил большинство своих подвигов.
Воевода Образец не показался особенно польщен-ным, странно хмыкнул, несколько туманно выразив-шись в том смысле, что к силе всегда неплохо бы иметь еще кое-что, — купец Манин намека не понял„ но тем не менее воевода, торопясь встречать прибы-вающие московские полки, подписал ему разрешение на торговлю в окрестностях и на проезд в соседнее княжество через паром на землях Преображенского монастыря. Затем он раздраженно постучал пальцами по столу и, согласно своему нраву, коротко и резко за-явил:
— Все! Уходить! Торговать! Будут притеснять — жа-ловаться мне!
Так Онуфрий Манин из подозрительного новго-родского купца мгновенно превратился в добропоря-дочного московита, вне всяких подозрений — провин-циального купца угорского, имеющего законное пра-во торговать по обе стороны границы в бассейне реки Угры.
Осталось навсегда неизвестным, было ли все это результатом мудрости и дальновидности Манина или просто случайностью, связанной с его глубокой любо-вью к дочери, да только вышло так, что большинство новгородских купцов, знакомых и приятелей Манина попали в настоящую беду после перехода Новгорода под московское владычество: у некоторых отняли все имущество, других, обобрав до нитки, вывезли из го-рода и расселили по северным холодным окраинам, а третьим просто отрубили головы по одной очень популярной в то время статье обвинения — «тянули Нов-город к литовской стороне>.