Во-вторых, было бы огромной политической победой заручиться поддержкой Москвы против турок.
И наконец, в-третьих, само по себе укрепление связей с далекими русскими княжествами имеет огромное значение для всей европейской политики.
Софья согласилась, все вышло замечательно, папа щедрой рукой выделил в приданое римской воспитаннице 5 400 дукатов - большую половину денег из специальной кассы Венеции, где копились средства для войны с турками, и вскоре за цареградской невестой приехали московские послы.
Бедный добрый старик, папа Павел II умер, когда эти послы были в дороге. _Он умер в твердой уверенности, что хорошо сделал свое дело, что теперь связь церквей наладится, Москва приблизится к Риму, Русь вольется в общую европейскую семью…
И, наверно, он ни за что не поверил бы, если б узнал, что будущая великая московская княгиня, лишь только очутившись на русской земле, еще находясь на пути под венец в Москву, коварно предала все его тихие надежды, немедля забыв все свое католическое воспитание.
Она сразу же открыто, ярко и демонстративно показала свою преданность православию, к восторгу русских прикладываясь ко всем иконам во всех церквах, безукоризненно ведя себя на православной службе, крестясь, как православная, и разговаривая по-русски почти без акцента.
Но еще перед этим, находясь на борту корабля, одиннадцать дней везущего принцессу Софью из Любека в Ревель, откуда весь огромный кортеж направится далее в Москву уже по суше, она вспомнила своего отца.
Софья задумчиво сидела на палубе, в черном кресле-троне отца, инкрустированном золотом и слоновой костью, с большим двуглавым византийским орлом над изголовьем, глядела куда-то вдаль за горизонт, не обращая внимания на почтительно стоящих поодаль сопровождающих ее лиц - итальянцев и русских, и ей казалось, будто она видит легкое сияние, которое исходит откуда-то из глубины, из трюма корабля, пронизывает все ее тело и уносится в небесную высь, туда, далеко-далеко, куда уносятся все души и где находится сейчас душа ее отца…
- Я открою тебе величайшую тайну, Зоя, - сказал он ей в тот памятный день перед своей смертью. - Здесь под твоими ногами, в трюме, среди сотен сундуков с книгами, о которых я тебе говорил, находится один, в котором книг нет. В нем - запаянный смолой ковчег, а в ковчеге - наша величайшая святыня, которую Бог предсмертными словами Константина велел мне сохранить. Мощи, которые я передал Риму, - это не мощи нашего заступника. Настоящая голова святого Андрея - здесь. И ты теперь будешь ее хранительницей. Но не только! Всегда помни слова последнего императора: "Там, где голова, - там Византия, там наш Рим!" Отныне наш Третий Рим будет там, где ты его выберешь! Смотри не ошибись!"