– Брокман ему говорит: у меня, говорит, другая информация! – рассказывал Федя. – Мне, мол, Величко все представил в ином свете, и я считаю, что Михалев – способный оперативник. Так и сказал: молодой и способный. Сознаешь?
– Ну, ну.
– А Илларионов, гад, опускает губу ниже подбородка, вот так, и говорит: способности, мол… Как это он сморозил? Ах, черт, забыл! У него словечки – язык вывернешь. Словом, в том смысле, что бабушка надвое гадала. И вы, говорит, товарищ Брокман, совсем зазря даете ему такую веру, потому что один из самых сволочей в том заговоре – близкий родственник Михалева, муж его родной сестры, и сестрица, верно, того же поля ягода, ее надо притянуть, как соучастницу, а Михалев ее, совсем наоборот, покрывает и даже, пока мы здесь разговариваем, отправляет подальше с глаз, чтобы не было против него улик! Ну, тут, Лешка, я ему дал! Не посмотрел на Брокмана! Язва ты, говорю, товарищ Илларионов, а не чекист! Лешка тебя переплюнул, так тебя завидки берут и за кишки дерут! А за то, что ты его хаешь, так надо бы намять тебе скулы, как последнему гаду!..
Федя несколько преувеличивал. Он действительно не сдержался, услышав поклеп на друга, но выразил это не в такой определенной форме, как рассказывал. Он просто забормотал, краснея и заикаясь от волнения: «Что же это он!.. Товарищ Брокман, что это он такое говорит!.. Скажите ему! Да Михалев!.. Это же свой, Михалев!..»
Брокман велел ему сесть на место и помалкивать, пока не спросят, и обратился к Илларионову:
– Тебе известно, кто задержал родственника Михалева?
– Конечно. Храмзов. Вскоре после того, как этот тип привез Федосовой взрывную машину затяжного действия.
– Федя, найди-ка Храмзова, он только что у меня был, – сказал Брокман, – пошли сюда.
Когда приведенный Федей Храмзов в очередной раз доложил, как задержали Глущенко, разговор был исчерпан.
– Что же касается сестры, – сказал Брокман, – то ее допрашивал Величко. Безвредная бабенка, запуганная. Кстати, сам Михалев узнал у нее об оружии, которое хранил ее муженек. Так что и тут все чисто. А что ты мне все это сказал, товарищ Илларионов, возможно, и не вредно. Только запомни: бдительность – это хорошо, подозрительность – плохо. Михалев показал себя хорошо, зачем же чернить человека. Ему, имей в виду, нелегко сейчас. Ты знаешь, что он сделал в одиночку на левом берегу?..
И Илларионов, а с ним Федя и Храмзов узнали о похождениях Алексея в Казачьих лагерях…