Тревожило сердце царя и неведение в отношении замыслов сына Алексея. Прошлой осенью после родов скончалась его супруга, бывшая принцесса Шарлотта. Сын замкнулся, стал еще более избегать отца. Петр предлагал ему поехать в Копенгаген, принять участие в морской экспедиции. Прошел месяц, а от него ни слуху ни духу…
Под перестук колес царь вспомнил вдруг прошлогоднюю выходку Захара Мишукова…
Возвратившись осенью в Кроншлот, Петр устроил пир не пир, а вечеринку по случаю завершения кампании. На флагмане собрались командиры и те, кто был поближе к царю. Среди них рядом с Петром оказался вездесущий Захарий Мишуков. Вел он себя, захмелев, довольно свободно и в разгар веселья вдруг пустил слезу.
— Чего, дурень, слезы льешь? У нас веселье! — спросил Петр.
— Да как не лить, государь, нынче ты великое дело здесь свершаешь, флот балтийский на ноги поставил, меня, болвана, в люди вывел, моряком сотворил. — Мишуков с тоской посмотрел на Петра, отхлебнул из бокала. — Размышляю, государь, о твоем здоровье, не бережешь себя!
— Береженого Бог бережет, — ухмыльнулся Петр. — Отечества для здоровья не мочно жалеть.
— Так твое благополучие, государь, и для нас, подданных твоих, благо. А вдруг что случится? На кого ты нас покинешь?
За столом давно все смолкли, разговор заходил в опасный фарватер, здесь уже торчали угрожающие подводные камни.
— Как на кого? — с виду беззаботно ответил Петр. — У меня есть наследник, царевич.
— Ох, да ить он глуп, все расстроит, — не унимался посоловевший Захарий.
Петр вдруг захохотал, треснул Мишукова по затылку:
— Дурак, этого при всех не говорят!.. Разговор на Котлинском рейде запал в душу Петра, и он вспоминал о нем не раз…
Встречей с прусским королем царь остался доволен, Фридрих-Вильгельм без колебаний заверил его в своей дружбе в противостоянии со Швецией.
В Амстердаме, по пути в Париж, царя ожидало тревожное письмо от Меншикова. Накануне из Копенгагена сообщили о гибели шняв «Лизетты» и «Принцессы». Ураганный ветер сорвал их с якорей и бросил на скалы. Нечто подобное произошло и в Ревеле, куда прибыла в полном составе эскадра в последний день октября.
Не успели суда привести себя в порядок, как начался шторм небывалой силы. Северный ветер развел большую волну, разломало пристань в гавани, сорвало с якорей половину кораблей, понесло к берегу на камни и отмели. «Фортуну» и «Святого Антония» выбросило на камни, пробило днище. Оба корабля штормовые волны завалили на бок, несколько дней било их о камни, разломало на части. Флот лишился двух добротных судов.
Меншиков утешал царя, приводил пример гибели Испанской армады во время шторма и слова короля Испании: «Я послал флот против неприятеля, а не против Бога и волн».