».
— Ничего не понимаю, — развел руками Фандорин. — Что это за ритуал такой? Уж не тайное ли общество самоубийц?
— Какое там общество, — медленно произнес Ксаверий Феофилактович, а потом заговорил все быстрее и быстрее, постепенно оживляясь. — Никакое не общество, сударь мой, а все гораздо проще. Теперь и с барабаном понятно, а раньше-то было и невдомек! Это все один и тот же, наш с вами студент Кокорин куролесил. Смотрите-ка сюда. — Он встал и проворно подошел к карте Москвы, что висела на стене подле двери. — Вот Малый Яузский мост. Отсюда он пошел Яузской улицей, где-то с час поболтался и оказался в Подколокольном, возле страхового общества. Напугал помещицу Спицыну и двинулся дальше, в сторону Кремля. А в третьем часу дошел до Александровского сада, где его путешествие и закончилось известным нам образом.
— Но зачем? И что все это значит? — всматривался в карту Эраст Петрович.
— Что значит — не мне судить. А как дело было, догадываюсь. Наш студент-белоподкладочник, золотая молодежь, решил сделать всем адье. Но перед смертью пожелал еще нервы себе пощекотать. Я читал где-то, это «американской рулеткой» называется. В Америке придумали, на золотых приисках. Заряжаешь в барабан один патрон, крутишь и ба-бах! Коли повезло — срываешь банк, ну а не повезло — прости-прощай. И отправился наш студент в вояж по Москве, судьбу испытывать. Вполне возможно, что он не три раза стрелялся, а больше, просто не всякий очевидец полицию-то позовет. Это помещица-душеспасительница да Кукин со своим приватным интересом бдительность проявили, а сколько Кокорин всего попыток предпринял — Бог весть. Или уговор у него с собой был — мол, столько-то раз со смертью сыграю, и баста. Уцелею — так тому и быть. Впрочем, это уже мои фантазии. Никакого фатального невезения в Александровском не было, просто к третьему часу студент уже всю свою фортуну израсходовал.
— Ксаверий Феофилактович, вы — настоящий аналитический талант, — искренне восхитился Фандорин. — Я так и вижу перед собой, как все это было.
Заслуженная похвала, хоть и от молокососа, была Грушину приятна.
— То-то. Есть чему и у старых дураков поучиться, — назидательно произнес он. — Вы бы послужили по следственному делу с мое, да не в нынешние высококультурные времена, а при государе Николае Павловиче. Тогда не разбирали, сыскное не сыскное, да не было еше в Москве ни нашего управления, ни даже следственного отдела. Сегодня убийц ищешь, завтра на ярмарке стоишь, народу острастку даешь, послезавтра по кабакам беспашпортных гоняешь. Зато приобретаешь наблюдательность, знание людей, ну и шкурой дубленой обрастаешь, без этого в нашем полицейском деле никак невозможно, — с намеком закончил пристав и вдруг заметил, что письмоводитель его не очень-то и слушает, а хмурится какой-то своей мысли, по всему видать не очень удобной.