Кол судорожно вцепился в его ладонь. Ладонь в кожаной перчатке была железная. Вероятно, как и все остальное. Кол вылетел из могилы одним сумасшедшим рывком. То ли сам высигнул, почуяв спасение, то ли его выдернул Скунс.
— Палатка или что там есть у тебя? — негромко и вполне доброжелательно спросил человек в маске. С Колом он разговаривал совершенно не так, как с Виталием. — Да не трясись, — добавил он, видя жалкое состояние Шакутина. — Ты под моей защитой. Все.
Чувствовалось, что это были не пустые слова. Если манера говорить Виталия когда-то напомнила Колу весомо падавшие булыжники, то тут валились гранитные глыбы, припечатывая все, что под них попадало. Бандиты почтительно внимали, стоя в сторонке. Было похоже, что в мире, с которым нелегкая дернула соприкоснуться Кола, Скунса боялись до чертиков.
— Е-есть... п-палатка... — кое-как справившись со скачущей челюстью, пробормотал выходец из могилы. — На Ам-миньевском...
— Ну и отдай ты им, пусть подавятся,— предложил Скунс. — За проценты. А остальное потом. Недели хватит? Лады.
Сказав так, он вытянул руку и громко, несмотря на перчатки, щелкнул пальцами, подзывая Виталия. Тот безропотно подошел. Он был явно удручен бескорыстием Скунса, за сущий бесценок дарившего жизнь должнику, но вслух высказать своего недовольства не смел.
Кол хотел пожаловаться, что только что безуспешно предлагал палатку, и не только, но смог лишь судорожно закивать. В этот момент он понимал одно: жив. Жив! ЖИВ!!!
23:10
Выйдя из Концертного зала имени Чайковского, Ира привычно направилась к метро. Как всегда после выступления (особенно такого, когда более-менее не к чему было придраться), она ощущала необычайную легкость, граничившую с опустошенностью. Всемогущий Рахманинов еще бушевал в голове, но усталость и отгоревшее напряжение брали свое: хотелось тишины, домашнего покоя... чашки сладкого чая и спокойной книжки под маленькой лампочкой над диваном...
Жара, с раннего утра беспощадно раскалявшая город, к вечеру унялась, дышать стало легко. Над Москвой плыло то неуловимое время суток, когда уже зажигаются уличные фонари, но с неба еще не ушел свет, а верхние этажи зданий и облачка, замершие в стратосфере, мерцают нереальным призрачным светом. Нечто подобное Ира когда-то видела на старом рисунке. Художник, фамилии которого она, конечно, не помнила, сделал всего несколько мазков по темно-синему картону удивительно точно подобранной серебристо-пепельной краской. Или пастелью?.. Не важно. Важно то, что изображенный на рисунке собор то ли отступал в сумерки, постепенно в них растворяясь, то ли, наоборот, на глазах проявлялся из темноты, вбирая отраженный небесными сферами свет еще не вставшего солнца...