Но теперь я заметил, что соседка моя высока и стройна, что ее волосы темной волной спадают на плечи и что в зрачках ее мерцают подозрительные огоньки. Пахло от нее чем-то нежным, приятным, будившим греховные мысли и желания. Женские флюиды, не иначе. Должен признаться, она испускала их весьма интенсивно. — Повестка, — произнес я, сглотнув слюну. — От майора. Скуратова Иван Иваныча. Так я ее лично под дверь вам подсунул.
— И что же мне делать? — с растерянностью спросила Дарья.
— Плевать. Никуда не ходить, ни в чем не признаваться и все валить на брата, который плавает сейчас у Соломоновых островов. Если начнут пытать, кричите громче и обещайте пожаловаться Владимиру Вольфовичу Жириновскому. Его милиция боится. Даже УБОП
— Вы шутите, Дима. А повестка-то — вот она…
Дарья протянула мне измятый клочок бумаги и включила лампу — наверное, для того, чтоб я мог прочитать каракули Иван Иваныча и удостовериться еще раз, куда и зачем ее вызывают. Однако повестка не привлекла моего внимания: в этот миг Дарья казалась мне гораздо более интересным предметом Только сейчас я разглядел ее по-настоящему и поразился: ничего от серой мышки, от тихони-скромницы, скользившей день за днем мимо моих дверей. Она сняла очки — может быть, носила их не по причине слабого зрения, а так, для пущей солидности. Такие девушки обычно обходятся без очков. Какие — такие? — спросите вы? Для тех, кто не понял, даю детальное описание.
Рост — сто семьдесят без каблуков, вес — под пятьдесят, талия тонкая, ноги — длинные, кисть изящной лепки, пальцы с розовыми ноготками, без всяких следов маникюра. Щеки — гладкие, с симпатичными ямочками; подбородок округлый, носик пикантно вздернут, губы — пухлые, и нижняя чуть выдается вперед; глаза — карие, с едва заметной раскосинкой, а волосы — цвета спелого каштана. Все на месте, все в масть, а масть та самая, которую я люблю. Проверено на опыте. Блондинки ленивы и холодны в постели, рыжие — изменницы и стервы, брюнетки тоже стервозны и агрессивны, а вот шатенки — в самый раз. То, что надо.
Я снова сглотнул, взял протянутую мне повестку и куда-то бросил. Может быть, на пол, а может, под вешалку.
Глаза Дарьи заметно позеленели.
— Знаете, Димочка, — сказала она, отступив на шаг к дверям спальни, — господь с ней, с повесткой. Мне нужен ваш совет, но по другому вопросу. Я… я… Словом, со мной происходит нечто странное. Нечто такое, чего мне не удается объяснить.
Речь у нее была четкая, правильная, но несколько книжная, как бывает у прирожденных гуманитариев, закончивших филфак. Еще я заметил, что ее халатик — не слишком длинный и не слишком короткий — слегка распахнулся, явив моим взорам стройные ножки до середины бедер. Бедра были безупречными. — Вы ведь были знакомы с прежними владельцами моей квартиры? — Она отступила еще на шаг, и я последовал за ней. Меня приглашали в спальню, и я совсем не возражал в ней очутиться. Правда, попугай опять разразился воплями: