Не здороваясь, он подошел к креслу, сел, снял панаму и вытер ею вспотевший лоб. Потом уставился на меня суровым прокурорским взглядом. Пришлось поздороваться первому.
— Не рад вас видеть, Иван Иваныч. Встречаемся в третий раз, и дважды — при трупах моих знакомых. Боюсь, это стало дурной традицией. — Майор Чернозуб — не ваш знакомый. Он выполнял задание, — отчеканил остроносый железным голосом.
"Майор Чернозуб… вот как его звали…” — подумал я и покачал головой. — И что с того? Майор так майор, каленый пятак ему к пяткам… Мы чуть ли не подружились… — Я отправился к холодильнику, налил в стакан минеральной и протянул гостю. Он жадно выпил, бормоча: “Неплохо вы здесь устроились… Любопытно, за какие такие заслуги?” Вопрос был явно риторическим и остался без ответа — тем более что меня интересовали совсем другие материи. — Значит, Борис у нас майор… А вы в каком же звании? — Полковник ФСБ. Северо-западное региональное управление аналитических исследований.
— Поздравляю, — откликнулся я и налил ему еще один стакан. — Десяти дней не прошло, а вы уже полковник и служите не в УБОП, а в ФСБ. Стремительный рост в чинах! Может, покажете удостоверение?
На этот раз он пил воду мелкими глотками, дергая кадыком на жилистой шее и бормоча:
— Не будьте идиотом, Дмитрий Григорьевич… глот-глоп… такие удостоверения за рубеж не берут… глот-глоп… а берут паспорт и справку… глот-глоп… а в справке той написано, что я… глот-глоп… родной дядюшка Бориса Чернозуба… глот-глоп… и явился, чтоб увезти тело племянника на родину… глот-глоп… — Он отставил пустой стакан и сообщил:
— Однако я — полковник ФСБ, и беседовать мы с вами будем, исходя из этой диспозиции. То есть я спрашиваю, вы отвечаете. Предельно точно и откровенно. Без всяких уверток и неуместного паясничанья. Вы меня поняли, Дмитрий Григорьич? И в самом деле полковник, решил я, кивнув. Ничего не имею против полковников, даже из ФСБ, но этот остроносый тип не просто был полковником — он играл в полковника. Полковник ФСБ должен быть суров — особенно с нашим братом интеллигентом, со всякими физиками-шизиками, литераторами-дегенератами и прочими музыкантами сомнительных национальностей. Суров настолько, чтоб яйцеголовый интеллектуал тут же наложил в штаны и во всем сознался: как продал родину, как удавил жену, как утаил нетрудовой доход и как подделал банковское авизо. Должен заметить, что эта манера беседы никак не зависит от политического режима, авторитарного или демократического; это некий глобальный конфликт между шустрой лошадкой и всадником. Лошади — это мы, люди творческих профессий; мы стремимся свободно гулять в пампасах, но всадники-хозяева направляют нас к определенным и стратегически важным целям. К атомной бомбе, например, к теории расового превосходства, к марксизму, неопозитивизму и соцреализму, к ваянию статуй вождей и отцов нации. Или, как в данный момент, к приятной беседе. Я спрашиваю, вы отвечаете… Предельно точно и откровенно… Поняли, Дмитрий Григорьич? Бывший майор Скуратов коснулся переносицы, с отвращением оглядел свою пропотевшую рубаху и произнес: