Здесь ничего не изменилось: халаты, синий и коричневый, по-прежнему висели на столбе, поленья были разбросаны, и те, которые выкатились из-под навеса, промокли под недавними дождями. Я постоял, обозревая этот беспорядок, потом сложил дрова в поленницы и занес большую охапку в дом. Дарья уже азартно суетилась возле печки, складывала слоями старые скомканные газеты, щепочки и корье, а также осваивала инструментарий — зажигалку и кочергу. Кочерга, толстый железный прут, изогнутый и расплющенный с одного конца, была в саже, и моя птичка успела перемазаться, но это, как и хозяйственные хлопоты, доставляло ей одно лишь удовольствие. Увидев меня с дровами, она счастливо улыбнулась. — Положи к печке, Димочка… Ты не проголодался? Сейчас я печку растоплю, подмету на веранде и в комнате, протру окна, сполосну посуду и займусь ужином. А потом… Мне едва удалось сдержать улыбку.
— Потом я намерен подгрести к тебе с гнусными домогательствами, принцесса. Щеки Дарьи порозовели, а я, убедившись в обширности ее планов, снова направился к дровяному навесу. Наступило время изъять сокровища из тайника и подготовить их к транспортировке. Пенал мне, пожалуй, не нужен — хоть и небольшая вещица, а все-таки заметная. Лучше вытащить четыре оставшихся футлярчика и распределить их по карманам. Желтый, пестрый и золотистый можно засунуть подальше и поглубже, а белый амнезийный — так, чтоб находился под руками. На случай нежеланных встреч… С такими мыслями я подступил к халату, ощупал его и похолодел. Коробки не было! Только жалобно звякнули запасные ключи. Я содрал оба халата с гвоздя, встряхнул их, затем с лихорадочной поспешностью проверил карманы. Пусто! Если не считать ключей… И, разумеется, никаких следов на земле и в обозримом пространстве. Если что и было, то я затоптал в процессе складирования дров, а если б не затоптал, так все равно не разобрался бы — я ведь крысолов, а не следопыт Соколиный Глаз. Мои сильные стороны — логика плюс интуиция. И если пустить их в дело… Шорох, раздавшийся за спиной, заставил меня отвлечься от горестных размышлений. Я резко обернулся и встретился взглядом с коренастым мужчиной лет сорока, который небрежно опирался на поленницу. С ним были еще двое: высокий черноволосый парень в кепке и стриженный наголо тип, лениво ковырявший под ногтями ножиком. Лица их, а также ножик и торжествующие ухмылки ничего хорошего не предвещали. На дворе смеркалось, однако ножик был ясно виден — длинное, слегка изогнутое лезвие на костяной рукояти с латунными кольцами. Еще я отметил, что вся эта троица — не из местных, что высокий похож на жлоба, описанного Петровичем, и что в коренастом — вероятно, их вожаке — ощущается некая странность. Это касалось его физиономии: обычный рот, нормальный нос, скулы, брови, подбородок — все вроде бы на месте и выглядит пристойным, но вот в комплексе впечатление мерзкое. Я не успел понять из-за чего: слова Мартьянова “рожей не вышел… чакры подкачивал…” вдруг промелькнули в голове, а вслед за ними всплыли и другие: “не верю… чего бы ему не накачали в чакры, наружу вылезет одно дерьмо”.