— А вот и наш норвецкий аттюше, — хрипловатым баритоном произнес коренастый. — Как тебя? Олаф Волосатый Член? Так что же нам с тобою делать, фраерина? Грабки переломать? Или со шнифтов начнем? А может, цырлы подпалим? “Подпалят и переломают, — понял я. — Это не остроносый с его протоколами и разговорами; тут если и состоится разговор, то самый задушевный — в смысле изъятия души из тела”. Следующая мысль была о Дарье: еще не решив, бояться ли мне самому, я уже страшился за нее. Страшился? Слабо сказано! Я просто дрожал от ужаса и ненависти! А еще проклинал свою глупость. Вот так крысолов, перхоть неумытая, колобок хренов! От дедки ушел, от бабки ушел и в капкан попался! И кому? Не медведю, не волку, не лисичке-сестричке, а бритоголовым гаммикам! У которых два уха, а между ними — пустота, вакуум в минус пятой степени! Но все же они меня переиграли, и эта мысль, видимо, отразилась на моем лице.
— Не ожидал? — усмехнулся коренастый. — А ведь предупреждали тебя, козлик: найдешь и отдашь добром, будут бабки, а не отдашь… — Не отдашь, Танцор кивнет, и я из тебя подтяжки нарежу, — уточнил стриженый. Он шагнул ко мне, обогнув поленницу и стоявшего рядом с ней главаря, крепко взял за локоть и что-то сделал с ножом — что-то такое за моей спиной, чего я не мог увидеть, а лишь ощутить. Кончик стального лезвия кольнул меня под левую лопатку, словно напоминая, что до сердца осталось сантиметров восемь: исчезни эта дистанция — и все, конец. Или сначала все-таки нарежут подтяжек? — Что молчишь? — поинтересовался коренастый Танцор.
Я пожал плечами, и стальное шило вновь ужалило кожу. — А что сказать? Вот и молчу. Ничего не находил, и отдавать мне нечего… Я ведь думал, тот звонок — розыгрыш… Шутка! Кто-то из приятелей развлекается. Талдычит по фене, и все такое… Словом, для смеха.
Что еще я мог сказать? И вправду, ничего. Но ясно понимал, что если Дарья — не ровен час! — выйдет из дому, то тут я запою соловьем. Или ввяжусь в безнадежную драку. Силой меня бог не обидел, и с одним — может, с двумя — я бы справился, но трое это уже перебор. Явный перебор! Учили меня многому, учили, но вот убивать и калечить я был не мастер.
Рука Танцора нырнула в карман щегольской кожаной куртки. — Значит, думал, приятели развлекаются? Значит, не искал? А, случаем, ничего не нашел? Вот такого? — В его пальцах вдруг появился крохотный алый цилиндрик. — Таких вот штучек не видел, прибираясь в своей хибаре? Только другого цвета?
Я отрицательно покачал головой.
— Ну, лады… Может, и впрямь не видел. Может, я тебе верю, болт волосатый. Так что ж? — Он переглянулся с приятелями. — Разве это нам помеха? Если мы тоже решим поразвлечься?