Командир батальона, не на шутку встревоженный таким оборотом дела, посовещавшись с командиром полка, добился от него разрешения снять с передовой два взвода и бросить их на помощь Зыкину. Он расчитывал, что под прикрытием дыма, окутавшего больницу и расползавшегося от нее по всему пустырю, взводы сумеют пробиться сквозь заградительный огонь немецких пулеметов. Связной, пригибаясь, побежал с приказом в назначенные для этой цели взводы. Но тут из-за городских домов выдвинулись танки с крестами на башнях и повели частую прицельную стрельбу. Вторя им, захлопали скорострельные пушчонки, рассыпая над полем визжащие снаряды. И одновременно с этим под прикрытием танков и пушек, перебегая от куста к кусту, от выемки к выемке, треща автоматами, двинулась на батальон немецкая пехота, оправившаяся и усиленная резервами.
* * *
В те минуты, когда Иван Платонов разговаривал с раненым в плечо солдатом, возле больницы снова были немцы.
Командир немецкого батальона, сам лично руководивший солдатами, пробившимися на выручку к осажденным, с горячим от стрельбы автоматом, в мундире, иссеченном осколками красноармейской гранаты, разорвавшейся у него почти под ногами, пожал Гофману руку.
– Вы дрались несколько часов в окружении и сумели удержаться. Вы и все ваши товарищи будете награждены.
– Хайль Гитлер! – ответил Гофман. – Я рад, если мы заслужили эту честь.
Разговор происходил в одном из залов нижнего этажа, наполненном угарным смрадом, гулом гремевшего вокруг боя, шумом воды, хлеставшей этажом выше из перебитых водопроводных труб. Пол в зале был засыпан разноцветной штукатуркой, обвалившейся с потолка и стен, посередине в вертикальном положении покачивалась на единственной уцелевшей цепи бронзовая люстра. И совсем мирно и нетронуто, удивляя этим своим мирным видом, среди полного разгрома, постигшего пышно убранный зал, над изломанными стульями, креслами, опрокинутыми столами высились по углам в кадках, окрашенных в зеленое, старые, величественные пальмы...
Лицо Гофмана было черно от копоти, обожжено. Пятнистая маскировочная куртка дымилась. Трудно было понять, тлела она от залетевшей в ткань искры, или это Гофман был так густо напитан дымом и теперь дым постепенно выходил из складок его одежды.
– Сколько русских солдат еще находится в здании? – спросил командир батальона.
– Тридцать или сорок, – ответил Гофман. – Мы перебили больше половины.
– Сколько нужно вам времени, чтобы уничтожить их всех?
– Двадцать минут, – сказал Гофман, подумав. – Если ваши солдаты возьмут на себя внешнюю оборону. Я тоже потерял много людей.