Гостиница в Биддлтоне.
Феба заморгала. В тот день викарий был в ярости, но его ярость выражалась только в более отрывистом, чем обычно тоне, и в том, с какой силой, до побелевших суставов, он схватил ее за руку…
Его рука, обхватившая ее локоть, суставы пальцев были ободранными и кровоточащими…
Побег Терренса, без шляпы, в распахнутом жакете, ни разу не оглянувшегося на окно, у которого она стояла, наблюдая за тем, как он оставляет ее позади…
– Мне потребовался почти час, чтобы снова начать контролировать себя в тот день, – проговорил викарий.
Она просидела час в своей комнате, ожидая, что Терренс вернется за ней.
– Ты видел Терренса?
– Видел его? Да я избил этого труса до полусмерти! Мне пришлось угрожать его жизни – и твоей тоже! – до того, как он оставил тебя!
Феба потрясенно смотрела на отца. Он отвел взгляд от боли в ее взгляде, виноватое самодовольство было написано на его лице.
– Ты была предназначена для лучшего! Я пообещал твоей матери…
Ледяная ярость начала подниматься внутри Фебы.
– Ты прогнал его? Я ведь любила его!
Викарий дернулся.
– Ну, он же бросил тебя, не так ли? И затем – ведь позже он прислал меньше дюжины писем! Едва ли это настоящая любовь!
Писем?
И все же ее ярость не могла выдержать долго по сравнению с ее нынешним несчастьем. Какое сейчас это имеет значение? Она была бы несчастна с Терренсом, даже если у него и было намерение жениться на ней. Сейчас Феба могла быть не слишком счастлива, но, тем не менее, ее настоящее было гораздо предпочтительнее, чем перспектива всю жизнь стирать грязные чулки бездельнику-музыканту.
Девушка отвернулась от викария и снова обратила свой покрасневший взгляд к саду.
Кажется, скоро зацветут розы.
Чуть слышное позвякивание упряжи вывело Рейфа из его оцепенелого продвижения. Он поднял взгляд вверх, моргая от утреннего света. Пока он вглядывался, появилось видение. Изящный одноконный экипаж тянул пони с ленточками лавандового цвета в гриве и щеголял пурпурными расписными боками и золотой эмблемой на двери – витиеватой буквой «Л».
Низенький, озорной человечек управлял экипажем. Когда он приблизился к Рейфу, то радостно улыбнулся.
– Вот вы где, милорд! Я подумал, что вы можете идти этой дорогой!
Рейф был слишком изумлен, чтобы делать что-то, кроме того, чтобы стоять с открытым ртом. Человек натянул поводья и остановил пони, а затем спрыгнул вниз. На нем был пурпурный сюртук, белый жилет из мерцающего шелка и щеголеватая маленькая шляпа, которую он снял, когда низко поклонился.
– Лемонтёр к вашим услугам, милорд!
Рейф удивленно заморгал.