– Машенька наказывала не ждать, – ответила Наталья Родионовна.
Никита Кириллович вздохнул и протянул свою тарелку.
– Так и будешь всю жизнь как бобыль, – говорил Никите Кирилловичу захмелевший Пантелей Соркин, с аппетитом расправляясь с зарумяненной поросячьей ножкой. – Плохо иметь жену-доктора. Вишь, даже на собственной свадьбе погулять недосуг…
– Что поделаешь! – отвечал Никита Кириллович, нетерпеливо поглядывая на часы. – И жизнь теперь, Пантелей, другая, на старую не похожая. Я вот, например, не женился бы на девушке, которую, кроме кухни, ничего не интересует.
На другом конце стола низким голосом кто-то запел:
В далеких степях Забайкалья,
Где золото роют в горах…
Песню нестройно, но с чувством поддержали со всех сторон:
Бродяга, судьбу проклиная,
Тащился с сумой на плечах.
На несколько минут, пока пели, веселье стихло. Пели раздумчиво, негромко, с настроением. Мыслями уносились в глубь веков, представляя себе тяжкую долю простого человека.
– Ишь как трогательно песня сложена, – сказал Пантелей, – так за сердце и берет. – Он смахнул слезу, нависшую на реснице, предложил: – А ну-ка «Лучинушку»!
Но в этот момент в дверях наконец появилась Маша – утомленная, но счастливая, в марлевой косынке, в белом халате, с чемоданчиком в руке.
Все вскочили, закричали:
– Ура! Машенька!
– Невеста!
Никита Кириллович радостно бросился к Маше, помог снять халат, схватил ее на руки и понес к столу.
Свадьба началась заново. Уже погасли лампы, и свет, еще не очень щедрый, извещал о приходе нового дня.
– За счастье новобрачных! – сказал Иван Иванович, поднимая бокал.
Маша встала.
– Первый тост хочу сказать я!
Она подняла свою маленькую рюмку с красным вином.
– Сейчас я приняла, – весело сказала Маша, – двух замечательных мальчуганов. Мне хочется в первую очередь выпить за их счастье!
К рюмке Маши потянулись рюмки со всех концов стола.
После отъезда Маши в город прошло несколько дней. Никита Кириллович со стана не приходил. У Сани закончился отпуск, и она редко показывалась в Семи Братьях. Только Федя да Игорь находились все время здесь, ждали известий от Маши и в день по нескольку раз ходили на почту.
Почтарь Катя, еще в дверях завидев их, начинала смеяться, кокетливо поправляя выбившиеся прядки волос из-под красного платочка. Частые посещения товарищей она расценивала по-своему.
– Ничего нет для вас! – с искренним сожалением говорила она.
И в этот раз, прищурив глаза, пожимая плечами, она значительно добавила:
– Забыли!
– Да, кажется, крепко забыли, – вздохнул Федя.
– Вы бы отдохнули, прохладились, – предложила Катя. – Вон там скамеечка. А то вон какой зной на улице!