Ван Мандер, попыхивая трубкой, с одобрением взглянул на сундуки.
– Взяли, как никогда, – пробормотал он. – И дележ был честный… Все-таки уважает Орден вольных охотников! Тут моя лавочка в Амстердаме, а для других – что пожелается: бабы, камзолы с кружевами и спиртное бочками… – Оторвавшись от созерцания сундуков, шкипер повернулся к де Пернелю: – А ваш магистр как потратит свой доход? Храм построит или новый бастион?
– Деньги пойдут на богоугодные дела, – сообщил рыцарь. – Прежде всего на выкуп христианских душ, что истомились в плену у неверных. За это золото можно тысячи спасти и заслужить себе райское блаженство!
Тегг почесал зад о пушечный ствол.
– Мы своих в Алжире тоже могли бы выкупить. Что скажете? Ты, Мартин, и ты, Абдалла?
– За один сундук можно скупить весь алжирский невольничий рынок, – подтвердил Деласкес. – Если угодно дону капитану.
Серов поворочал головой и с сомнением хмыкнул.
– Дону капитану не угодно, – истолковал эти звуки Сэмсон Тегг. – Дон капитан понимает, что если выкупать у Карамана Шейлу и Стура с парнями, тот догадается, что за пташек к нему принесло. Мы его шебеку потопили, Джербу взяли и гонялись за этим гадом от Эс-Сувейры до Туниса… Пойдет он к дею и нас продаст. Золото отнимут, а наши головы будут торчать на пиках у ворот касбы… Верно я говорю, капитан?
– Верно, – согласился Серов.
– Можно действовать через посредника, – предложил де Пернель, ткнув пальцем в карту. – Тут, в Алжире, есть французские купцы и братья-монахи трех-четырех орденов. Все они способствуют выкупу единоверцев.
Серов снова хмыкнул. Купцы, монахи… Именно эти ублюдки и заложили трижды дона Мигеля!
– Твое предложение, рыцарь, капитану не нравится, – снова пояснил Тегг. – Мы привыкли брать, а не платить. Это что же такое! Взяли золото у сарацин, – тут он грохнул в сундук тяжелым морским сапогом, – и им же возвращаем! Это… это…
– …безнравственно, – подсказал Серов и процитировал на английском бессмертные строки поэта: – Все куплю, сказало злато, все возьму, сказал булат… Я – за булат!
Выручить своих ему очень хотелось, а за Шейлу он бы голову отдал. Но хотелось еще и другого – увидеть, как Одноухий болтается в петле, как меркнут его глаза, как вываливается язык… Он ненавидел его больше, чем Эдварда Пила, едва не отнявшего когда-то и Шейлу, и корабль. Во всяком случае, Пил был уже мертв, а Караман – еще жив.
Его глаза скользнули по лицу Абдаллы и остановились на Деласкесе.
– Если мы натянем халаты и придем на бригантине в Алжир, это вызовет подозрения? Если будем все в чалмах, будем славить Аллаха и представляться магрибскими разбойниками? Конечно, на османов и арабов мы не похожи и языков их не знаем, но вид у нас что ни на есть пиратский. Что сделают стражники дея?