Уже после обильного ужина, докуривая у костра свою трубку («А кто клятвенно обещал, что навсегда бросит курить?», — запоздало вспомнил внутренний голос), Егор поинтересовался у Йохансена:
— Капитан, а какие у нас планы на завтра?
— Обычные! Действуем по уже сложившейся схеме. Поскольку все носильщики устали, то спим часов до десятиодиннадцати. Потом встаём, умываемся, едим. Кто, уважаемый сэр Александэр, будет задействован на сборке катамараном в помощь к благородным супругам Лаудрупам?
— Вопервых, один из плотников, — подумав с минуту, принял решение Егор. — Второй пусть доводит до ума корабельную шлюпку. Ещё добавим — в качестве судостроителей — мужа и жену Уховых и сержанта Васильева. Томас Лаудруп пусть с нами идёт, укрепляет — по ходу дела — юношескую спину и ноги…
— Вас понял. В свою же очередь, я оставлю здесь двух гренадёр, пусть их охотник Свен задействует — по своему усмотрению — в следующем рейсе ко второму промежуточному лагерю. А все остальные трогаются в обратный путь к Александровску. Пойдём налегке, поэтому до темноты мы должны добраться до навеса, расположенного рядом с Изумрудным озером, где водятся инги…. Там поужинаем, переночуем. Утром двинемся дальше. Если в дороге не случится ничего необычного, то к вечеру дойдём до побережья. Кстати, как вам, сэр командор, местная медвежатина?
— Вполне приемлемо! Только русские медведи будут пожирнее. Но тут уж — кому как! На вкус и цвет, как известно, товарищей нет…
Уже после полудня следующего дня, за пару минут до выхода в обратный путь, Егор выбрался на берег Сиреневого озера. Так просто выбрался: подышать свежим воздухом, поглазеть, как над сероватыми водами поднимаются вверх редкие нити светлосиреневого тумана.
На песчаной косе шла — под руководством адмирала Лаудрупа — сборка первого катамарана. Супруги УховыБезуховы и сержант Васильев были заняты приведением в рабочее состояние эскимосских воздушных поплавков. Айна, сидя на уже накачанном — до звона — светлобуром пузыре, крепко держала в своих тонких, но сильных руках другой воздушный мешок, в узкую горловину которого старательно дул её муж, стоящий на коленях на мелкой береговой гальке. Бока подполковника Ухова, обнажённого по пояс, ходили ходуном — словно меха походной кузни, шея (лица было не видно) угрожающе побагровела, по спине тёк обильный пот. Димка же Васильев обессилено лежал рядом, на пышном зелёном мху, безвольно прикрыв ладонью правой руки своё мёртвеннобледное лицо. Очевидно, первый поплавок надувал именно он, очень устал и теперь предавался заслуженному отдыху.