– Вот спасибо, – Кома невесело усмехнулась. – Наполовину вылечил. Только то, что ты называешь гордыней, я называю достоинством. Обыкновенным человеческим достоинством, без которого…
– Не будет квартиры – не будет и достоинства, – отрезал Лешка. – А мне что прикажешь? Бросить старуху-мать и поселиться в двухкомнатных апартаментах? А вдруг у тебя ноги отнимутся? Или опять сердце прихватит?
Кома удивленно посмотрела на сына. Не ожидала такой реакции.
– Ладно, Леш, чего воду в ступе толочь… В понедельник съездим, получим ключи. Там поглядим.
Лешка хмуро кивнул.
А люди не шли. И воя вселенского тоже не было слышно. Беспрерывно работали лифты, поднимая возвращающихся после собрания, хлопали двери, загомонили на кухнях – все как всегда; никто, однако, не причитал в коридорах, не слышно было проклятий и споров, и никто не врывался в кабинет старосты с гневными инвективами.
Наконец примчалась Фрида.
– Так вот с чего ты слегла! – чуть ли не попрекнула Кому. – Все знала, да? Знала и молчала? Хлопочем вокруг нее, как пчелки, а она в Зою Космодемьянскую играет!.. Вот скажи мне, Комэра Георгиевна, золотая ты наша: ты дура или святая?
– Дура, конечно, – успокоила Кома. – Давай, рассказывай, не томи…
Фрида закурила на пару с Лешкой, со вкусом пару раз затянулась, посетовала на мужа – бедолага хряпнул в одно рыло чекушку, теперь отправился за второй, так что сутки полетов ей обеспечены (как и большинство шизиков, Толя с малых доз улетал быстро, далеко и надолго); наконец, вырулила на собрание. Собственно, оно еще продолжалось: счастливчиков отпустили, а «лишенцев» оставили, там страстей на полночи, если не до утра. А началось, как всегда, с проповеди отца Александра – вот только проповедь оказалась краткой и странно тревожной. – «Уповая на земное строительство…» – прогудел долгопрудненский. Уповая на земное строительство, следовало ожидать, что неплохие бизнес-показатели могут оказаться неприемлемыми в плане спасения. «Мы пошли торной стезей и пришли туда же», – сказал долгопрудненский. После чего предложил помолиться за братьев и сестер, оставляемых за порогом общего дома. Празднично оживленный зал в смущении сотворил молитву вслед за отцом Александром. Затем на авансцену вышел Учитель. Он говорил страстно и резко. Фрида так поняла, что выступление долгопрудненского его задело.
– Кристальной честности человек, – заметила Кома.
– Кристальной, – согласилась Фрида. – К тому же отцу Александру «Белый голубь» по барабану. Будь у меня свой домик в Долгопрудном, я тоже была б человеком кристальной честности.