— Тут уж ничего не поделаешь! — местечковый фюрер широко развёл руки в стороны. — Это Аргентина, мой милый дон Оскар, Аргентина, привыкайте…
Разговоры на общие темы, связанные, так или иначе, с политическими мировоззрениями, продолжались ещё минут десять-пятнадцать, после чего началась самая заурядная попойка.
Солидным бронзовым ключом вождь Карлитос отомкнул не менее солидный сейф, до половины заполненный разнообразными стеклянными и керамическими ёмкостями. Девицы, исчезнув из комнаты на несколько минут, вернулись с блюдечками, на которых располагалась нехитрая аргентинская закуска: различные орешки, тоненькие ломтики сыра и вяленого мяса, оливки, фаршированные всякой экзотической разностью, дольки жёлтого лимона и зелёного лайма…
Оно и понеслось: яблочный и грушевый сидр, полноценно заменяющий в Аргентине французское шампанское, текила, граппа, канья, чёрный ямайский ром, встречные тосты, посвящённые величью и единству аргентинской нации…
Часа в четыре утра, в самый кульминационный момент торжества, когда юный Иван и молоденькая брюнетка прогнозируемо отправились в страну коварного Морфея, а вождь Карлитос и несгибаемый Крест со всей страстью переключились на техасский семикарточный покер, Анхен чуть заметно кивнула Денису в сторону входной двери. Что же, действительно, надо было поговорить. Поговорить серьёзно и вдумчиво…
Толстый охранник сладко похрапывал, обхватив могучими ручищами лохматую голову, пристроенную на толстой кипе журналов, посвящённых эффективной воспитательной работе с подрастающим поколением. Анхен, приложив палец к губам, на цыпочках проскользнула мимо спящего стража, бесшумно приоткрыла дверь во вторую комнату, призывно махнула Денису рукой.
Втора комната мало, чем отличалась от первой, разве что здесь было тщательно прибрано, ощущался определённый уют, а на стене висел большой поясной портрет прекрасной Эвы Перрон. На портрете покойная жена диктатора была похожа на одну из многочисленных мадонн Рафаэля: тонкие черты лица, изящные белоснежные руки, сплетённые пальцами перед грудью, и глаза…. Огромные печальные глаза.… До чего же печальные, Господи…
Анхен уверенно прошла в глубь помещения, привычно расположилась за столом в массивном деревянном кресле, спинка которого была щедро украшенном искусной резьбой — с сюжетами фашисткой направленности.
— Проходи, командир, будь как дома, — негромко на французском языке предложила старинная боевая подруга. — Это ведь мой личный кабинет, я нынче — заместитель вождя Карлитоса по всем идеологическим вопросам. Также отвечаю за общение с прессой и всем остальным внешним миром…