И долго, долго махала ему вслед…
Сергеев задумался: перед ним, едва умещаясь на странице альбома, блестел глянцем снимок красавца корабля.
Накануне ухода «Памяти Азова» из Кронштадта Сергеев был вахтенным начальником. С моря дул сильный ветер, на рейде качало. Стоявший над морем туман то рассеивался, то густел и оседал на лице, на руках, на одежде мелкими капельками воды. Деревянная палуба мостика, по которому взад и вперед расхаживал Сергеев, была мокрой, словно после дождя.
Володя Менделеев был свободен от вахты. Исполнилась, наконец, заветная мечта друзей вместе на одном корабле отправиться в дальнее плавание.
Неожиданно на корабль приехали проститься с Володей сначала Дмитрий Иванович из Петербурга, потом Феозва Никитична из Ораниенбаума. Они прошли в каюту сына и пробыли там часа два, но Сергеев не мог побыть с ними, потому что вахта его не кончилась.
И только когда Менделеевы уезжали, Сергееву удалось проводить их до трапа по палубе. Прощаясь, Феозва Никитична растроганно произнесла:
— Дайте, голубчик, и вас я благословлю на путь дальний, на жизнь новую, неизвестную…
И было в ее голосе столько затаенного горя и рвущейся наружу теплоты, что к горлу Сергеева подступил ком. Он растерянно взглянул на Дмитрия Ивановича, на Володю и, поспешно сдернув фуражку, припал к теплой женской руке.
— Ну, поцелуемся и мы, — сказал Дмитрий Иванович, придерживая рукою поднятый воротник пальто, отбиваемый назад резким ветром, и, когда целовал, прошептал Сергееву на ухо: — Прошу, поберегите Володю. Из-за девицы беспутной совсем полоумный стал.
Потом наступило молчание. Каждый из стоявших у трапа словно думал о чем-то своем, опустив глаза или смотря в сторону, и чувствовалось, что все ждут чего-то внешнего, постороннего, что помогло бы возвратить нарушенное душевное равновесие.
Ветер крепчал. Волны, подымавшиеся все выше и выше, с шумом разбивались о борта корабля. Остановившийся около Володи вестовой передал ему записку старшего штурмана: «Владимир Дмитриевич, по моим наблюдениям, надвигается шторм. Посоветуйте вашим многоуважаемым родителям переждать его в Кронштадте, иначе их на переходе от Котлина до устья Невы здорово потреплет».
Володя молча передал записку отцу. Дмитрий Иванович прочел, воскликнул:
— Феозва Никитична! Едем, едем скорее. Мы не посейдоны, чтобы укрощать бури, а люди еще не научились этого делать.
Менделеев ступил на трап. Там его подхватили под локти фалрепные[2] и, передавая с рук на руки, помогли перебраться на мотавшийся у трапа паровой катер. Володя сам помог матери спуститься вниз.