Грин и отвечать не стал.
– Что здесь? – спросил он. – Что с Аронзоном?
Игла постаралась взять себя в руки.
– Это начальник охраны Храпова. Я не сразу поняла, думала, из Охранного. Но те себя так не ведут, этот сумасшедший какой-то. Они еще с вечера здесь. Между собой разговаривали, я слышала. Этот, белобрысый, хотел сам вас найти. Всю Москву обрыскал. – Ее голос стал тверже, глаза были еще мокрыми, но слезы уже не текли. – Квартира Аронзона все эти дни находилась под негласным наблюдением Охранки. Видно, после Рахмета. А этот, – она снова кивнула на мертвого штабс-ротмистра, – подкупил филера, который вел наблюдение.
– Зейдлиц, – пояснил Грин. – Его фамилия Зейдлиц.
– Филера? – удивилась Игла. – Откуда вы знаете?
– Нет, вот этого, – качнул он головой, досадуя, что потратил время на ненужную деталь. – Дальше.
– Вчера филер сообщил Зейдлицу, что у Аронзона была я и ушла с каким-то свертком. Филер пытался меня выследить, но не сумел. Я „хвоста“ не видела, но на всякий случай свернула на Пречистенке в одну хитрую подворотню. Привычка.
Грин кивнул, потому что и сам имел такие же привычки.
– А когда филер рассказал Зейдлицу, тот с двумя своими людьми нагрянул к Аронзону. Пытал его всю ночь. Аронзон выдержал до утра, а потом сломался. Я не знаю, что они с ним делали, но вы сами видите… Он все время так сидит. Раскачивается и воет…
Из коридора вбежал Снегирь. Белый, глаза расширены.
– Дверь открыта! – крикнул он. – Убитые!
А потом увидел, что в гостиной, и замолчал.
– Дверь закрыть, – сказал Грин. – Тех перетащи сюда. И снова повернулся к Игле.
– Чего хотели?
– От меня? Чтоб сказала, где вы. Зейдлиц только спрашивал и ругался, а бил вон тот, с засученными рукавами. (Смертельно бледный Снегирь как раз волок по паркету за руки агента в рубашке.) Зейдлиц спросит, я молчу. Тогда этот бьет и зажимает рот, чтоб не кричала. – Она дотронулась до скулы и поморщилась.
– Не трогайте, – сказал Грин. – Я сам. Но сначала с ним.
Он подошел к невменяемому приват-доценту и коснулся его плеча.
С истошным воплем Аронзон распрямился и прижался к подлокотнику.
Распухшее, ни на что не похожее лицо смотрело на Грина единственным дико выпученным глазом. Вместо второго зияла багровая дыра.
– А-а-а, – всхлипнул Семен Львович. – Это вы пришли. Тогда вам нужно меня убить. Потому что я предатель. И еще потому что я все равно больше жить не смогу.
Понимать его было трудно, потому что вместо зубов во рту у приват-доцента торчали мелкие, острые осколки.
– Они меня сначала просто били. Потом подвешивали вверх ногами. Потом топили. Это всё в ванной было, там…