Обернувшись к остальным, деловито замечает:
— Ну что, долго мы будем барахтаться в этой грязи? А ну, вперед!
Переглянувшись, разбойники раздаются в стороны, пытаясь обойти меня с боков. По грязи идут медленно, та чавкает, неохотно выпуская сапоги, но ведь и я в размокшей глине не могу передвигаться быстрее. Трое бандитов крепко сжимают в жилистых руках копья, на длинные древки насажены зазубренные наконечники, покрытые подозрительного вида пятнами. Сталкивался я с подобным оружием, им вскользь заденешь — словно гигантской бритвой полоснули. Разваливает тело, оставляя за собой рваные раны. Те самые, что заживают трудно и долго, а еще обязательно гноятся.
Четвертый щеголяет дубиной, толстой как мое бедро, вдобавок в навершие щедро вбил железные гвозди. Сам здоровенный, как вставший на дыбы медведь, морда рябая, гадкая. У красномордого боевой топор, ишь как ловко перебрасывает его из руки в руку, хвалясь молодецкой удалью. И только у меня кинжал, что висел в ножнах на поясе.
Меч я благополучно утопил в этой грязи, что вообще-то по щиколотку, но сейчас стою в таком месте, где поднялась по колено. Я мотаю головой, пытаясь быстрее прийти в себя, в ушах звенит, кинжал выставил перед собой. При падении я ударился о что-то твердое, похоже, нащупал затылком единственный камень в этом болоте. В глазах наконец проясняется, и я внимательно слежу за всеми противниками. Похоже, я здорово влип. На Кера надежды нет, он при любом раскладе не успевает мне на помощь, а сам я, боюсь, не справлюсь.
Меня обступают с боков, оскальзываясь я медленно пячусь, как заведенный размахивая кинжалом. Пока тот висел на поясе, казался гораздо больше, ныне же я горько жалею, что нет в нем и локтя длины. Эх, будь расстояние между нами на пару-тройку ярдов больше, я обязательно познакомил бы разбойников с метательными ножами, но слишком уж близко мы стоим. Двое с копьями одновременно делают выпад, я пытаюсь отпрыгнуть назад и поскальзываюсь. Поднявшись из грязи, слышу равнодушный хохот.
— Хорош дрыгаться, — в голосе красномордого презрение, — прими смерть как мужчина!
Махнув остальным, мол, не лезьте, он делает вперед уверенный шаг. В маленьких его глазках я без труда читаю свою дальнейшую судьбу: и как он ударит, и куда именно я завалюсь — на бок, или на спину. Дернув рукой, я изо всех сил кидаюсь вперед, и рву его оружие на себя. Толстяк все не выпускает рукоять топора, никак не свыкнется с мыслью, что уже мертв. Наконец я, оскалив зубы, буквально выдираю оружие из рук умирающего, и тут же отступаю назад, боясь оскользнуться вновь.