Пролог
16 июля 1453 года, окрестности городка Кастийон:
последняя битва великой войны
Со спора о Наварре началось Столетняя война, битвой за нее же и закончилась. Добрых триста лет английские короли владели изрядным куском французской земли, и все то время бравые гасконцы искренне полагали себя подданными британской короны. И когда победоносная армия Орлеанского Бастарда освободила их наконец от "английского ига", обитатели спорной провинции не на шутку призадумались.
Казалось бы, не один ли им черт, кто там из Валуа восседает на троне, Карл VII, или его племянник Генрих? Ан нет, не один! Англичане, стараясь удержать в подчинении спорную провинцию, ни про какие денежные поборы и не заикались. Наоборот, это британцы то и дело осыпали гасконскую знать золотом. Французы же, установив законную власть, первым делом вспомнили о налогах.
Приунывшие было гасконцы быстро смекнули, что надо делать, и к государю Британии отправилась представительная делегация. Генрих VI благосклонно выслушал нижайшую просьбу незамедлительно вернуть Наварру под свою пресветлую руку, и вот так в 1453 году в Бордо, столице Гаскони высадился шеститысячный английский десант. Всяк знает, едва представится возможность прихватить кусок чужой земли — британцев не надо долго звать.
Завидев на горизонте английские вымпела французы тут же разбежались. Перепуганные галлы отступали так споро, что в спешке побросали пушки и обозы. Не удивительно, ведь армией вторжения командовал лучший британский полководец сэр Джон Толбот, граф Шрусбери.
На галлов прославленный воин наводил панический ужас, и француженки пугали им детей: "Не будешь слушаться, злой Толбот заберет тебя, зажарит на вертеле и съест"! Ежились галлы не зря, во всей французской армии не было ни одного полководца, какой мог хотя бы сравниться с "английским Ахиллом".
Французский король кинул в Гасконь все, что смог наскрести — десять тысяч воинов. Настоящих бойцов среди них была дай бог четверть, остальные — безусые юнцы и поседевшие ветераны. Зато командование сюзерен поручил своему любимцу — некоему Жану Бюро, простолюдину. Что ж, в выборе государь не ошибся.
Жан Бюро не верил в доблесть рыцарской конницы, да с бору по сосенке собранной пехоты, а потому сделал ставку на артиллерию. Двести пятьдесят орудий везло с собой войско! И были то не замшелые памятники старины, к коим зажженный фитиль поднести боязно, а новехонькие орудия, все до единого отлитые братьями Бюро! Немыслимое количество, просто невероятное для далекого пятнадцатого века, когда самые крупные города имели два-три, много — четыре десятка пушек.
