— Замечательно, — перебил я. — И еще мне понадобится привести одежду и обувь в порядок. А пока что прикажите подавать обед, мастер Карпентер. И кстати, отчего у вашего трактира такое странное название?
— Ну как же, сударь! Как можно не знать эту историю! Всего в полумиле от нас растет тот самый дуб, из ветви которого великий волшебник Мерлин сделал себе посох! Говорят, он напитал его мощью звездного света и небесного пламени. На поверхности посоха сам Хальгр, властелин подземных карликов, вырезал волшебные руны, а Эградосса, повелитель темных эльфов, пожертвовал в навершие крупнейший алмаз из своей короны! В мире не было равных тому посоху по мощи!
— Любопытная история, — кивнул я, — даже жалко, что я не собираю волшебные сказки. Кстати, скажите-ка, мастер Джон, как же тот дуб до сих пор не засох? И что же, за прошедшие века паломники не растащили волшебное дерево по щепочкам?
Пройдоха стушевался под моим испытующим взглядом, и нехотя кивнул:
— Вы конечно же правы, это его потомок. Только, умоляю, никому не слова. У меня в трактире собралась целая компания простаков, все прибыли к волшебному дубу.
— И откуда прибыли эти паломники? — поинтересовался я небрежно.
— Из Шрусбери и Нотингема, — ответил трактирщик, — к сожалению, в наше время дела идут все хуже. Кого сейчас удивишь Мерлином, великим и ужасным? Во времена моего отца этот трактир процветал, даже не знаю, смогу ли передать его сыну?
Мастер Карпентер тяжело вздохнул и удалился в сторону кухни. А еще через минуту какой-то шустрый мальчишка притащил мне здоровенную, пинты на две, кружку эля. Я сделал добрый глоток и коротко простонал от наслаждения. Вот так и подсаживают британцы добрых французов на свое пиво! Приучают потихоньку, шаг за шагом, пока те не проникнутся и в самом деле замечательным вкусом!
— Да так и от вина отвыкнуть можно! — с опаской шепнул мне внутренний голос, я коротко усмехнулся. Нас, русских, аглицким пывом с правильного пути не собьешь, не на тех напали. Хоть кальвадосом нас трави, хоть виски с текилой — нам все, как с гуся вода. Лучше хлебного вина на свете нет, все прочее — жалкая подделка.
Не прошло и получаса, как я смел со стола все, что было подано. Мясо, рыба, хлеб и сыр бесследно исчезали где-то в бездонных глубинах моего организма, пока я не почувствовал, что еще чуть-чуть, и лопну. Кое-как я добрел до указанной мне комнаты, и повалился на кровать, едва успев раздеться.
Проснулся я уже вечером. Вычищенная и заштопанная одежда была разложена на лавке у противоположной от кровати стены, сапоги же, как пояснил трактирный слуга, восстановлению не подлежали. Зато внизу в трактире вот уже час томился местный сапожник, терпеливо ожидая моего пробуждения.