— А что же Лудовик? — с любопытством спросил Александр Ярославич.
— Безусловно, сочувствует Фридриху, но будет держать руку папы, чтобы выиграть с обеих сторон.
Александру Ярославичу европейская политика напоминала суету муравейника Рюриковичей с их тщеславием, лицемерными родственными объятиями, тайными сговорами за спиной, жадностью к городам и землям. Его самого эта суета миновала, не измельчила душу.
Догадываясь о фальши фон Вельвена, князь все-таки был захвачен острой беседой. Ему нравилось определять отношение между людьми и событиями.
— А в чем вы, господин Вилькен, мыслите выигрыш рыцарства, сменившего пески Сирии и Палестины на северные болота? — Александр Ярославич говорил по-немецки и употреблял при обращении множественную форму, не бытовавшую еще на Руси.
— Движение языков подобно волнам, которые попеременно накатывают и отступают, — задумчиво сказал рыцарь Андреас. — На Запад движутся татары, а божье воинство стремится на Восток. Пора и Рустии определить свое место. Побережье ливов не что иное, как заборчик: та или другая сторона неизбежно повалит преграду. Им быть либо под нами, либо под вами.
— Либо под вами, либо вместе с нами. Русь не делает из побежденных врагов. Лишь рыцарство захватывает голую землю. Не боитесь ли вы, рыцарь Вилькен, что скоро станете нелюбезны самому папству, ибо Риму некого будет крестить? И так ли уж довольны немецкие бюргеры, когда, замешкавшись в пути на Восток, крестовые братья врываются в их дома, а магистры Ордена душат города налогами?
— О, вы так молоды и так проницательны! — почти с удовольствием воскликнул гость. — Наш век можно назвать великим, ибо он творит новые понятия в человеке. В вас я угадываю одного из самых приметливых учеников.
— Грозные события образуют ум не менее, чем благое наставничество, господин Вилькен.
Тот сочувственно закивал.
— Да, да. Страшное нашествие, гибель почти всего вашего рода... Но как вы сами смотрите на ближайшее будущее Рустии? В ком мыслите искать союзников против наплыва азиатских варваров?
Они столкнулись взорами. Вельвен на мгновение устыдился подоплеки вопроса. Проклятая политика! Она вступала в явное противоречие с крепнувшей симпатией. Впрочем, и, отбросив каверзы, он не знал бы — положа руку на сердце, — что посоветовать молодому князю, будь тот даже ему родным сыном. Так грозно и безысходно обступала История.
— Первый союзник в нас самих: в единстве Руси! — с неосторожной искренностью вырвалось у Александра.
— Это удастся осуществить уже вашими руками? — тотчас подхватил умный немчин.