Мнения отца он уже никогда не узнал... Тело с пятнами от тайного яда было привезено из Каракорума в забитом гробу. Шептали, что на пиру ханша Туракина поднесла князю отравленную чашу.
Весть о кончине отца, который бывал и черств и мало внимателен к сыну, вызвала неожиданный для него самого взрыв горя. Слыша обрядовый плач княгини и ближних боярынь, он еле сдерживал себя, чтобы не зарыдать им в лад.
Отчаянное состояние, когда гортань отказывалась разжиматься для глотка воды, кончилось в одночасье. После глубокого сна Александр встал освобожденным. На смену явились запоздалые угрызения, что так мало, бесконечно мало он говорил со своим отцом. А ведь тот был человеком, проницающим глубь событий!
Смерть отца положила конец ученичеству. Сыновья ощутили независимость, силу, которую не перед кем стало смирять.
Первоначально за ярлыком на великое княжение ринулись дядя Святослав и брат Андрей. Батый не захотел нарушать лествицу — древний порядок наследования. Он отдал ярлык Святославу и ждал утверждения его великим каганом.
Оставаясь в стороне, в Новгороде, Александр думал о своих близких.
Дядя Святослав выступал с важностью, говорил густым басом, с расстановкой. Но это производило впечатление лишь в первые минуты. За всю жизнь он ни на вершок не приподнялся над заботой о себе самом. Сжигаемый тщеславием в борьбе с племянниками, он испил в Орде до дна чашу пресмыкательства. Однако, несмотря на непрозорливость и обидчивость, он не был вовсе бездарен. В нем билась художественная жилка. Ему любо было сидеть на крыльце, беседовать с мастером Бокуном, следить, как бережно вытачивал он на белых плитах Георгиевского собора то пышные древеса, символ вечной жизни, то поверженных драконов язычества... Бокун был умел, сведущ и истово кланялся, проникаясь в замысел князя: изобразить резьбою, будто собрал князь Святослав под свою руку и зверей, и птиц, и всю Русь. Святослав Всеволодич упивался этими мечтами!.. О нем можно было сказать виршами: «Душа моя! почему добра жаждешь, сама добра не творя?»
Второй дядя, Иван Стародубский, как был во всем послушен почившему брату, так готовился служить верной подмогой и племянникам. Все Ярославичи были удалы в битве и в ловитве, упрямы замыслами, отходчивы сердцем. В предсмертных словах отец обращался к ним так: «О возлюбленные мои! Плод чрева моего храбрый и мудрый Александр, и поспешный Андрей, и Константин удалый, и Ярослав, и милый Данило, и добротный Михаиле! Будьте величию державы русской настольницы».
Братья рознились не доблестью, а внутренней направленностью. Александр рано осознал свое призвание. Помыслы других очерчивал более узкий круг. Многое в Александре казалось им попросту блажью.