В этот миг раздался резкий скрежет. Оружие Готена переломилось. Абакус остановился и издевательски рассмеялся:
— Тебе не следовало пытаться перехитрить меня, Готен. Мы могли бы стать братьями-близнецами, разделяющими черный трон. Но ведь ты никогда не хотел этого, не правда ли? Я заблуждался на твой счет, потому что очень желал, чтобы было так. О, как я мечтал объединить наши силы — мою магию и твою мудрость. Но ты решил пойти против меня!
С этими словами колдун поднял огненный меч высоко над головой, намереваясь обрушить его на Готена.
Готен печально посмотрел на Деа и одними губами прошептал:
— Ты должна продолжать, Деа. Будь хранительницей моего наследия. Не дай Абакусу победить.
Потом Готен поднял свой сломанный меч. То, что он держал сейчас в руке, было всего лишь рукоятью с коротким зазубренным обломком. Меч Абакуса со свистом рассек воздух, но, прежде чем клинок коснулся Готена, тот успел метнуть обломок меча в грудь колдуна. В ту же секунду меч колдуна коснулся его непокоренного врага и одним ударом убил его.
Деа закричала, увидев, как ее отец рухнул наземь.
Абакус отбросил свой меч и отступил. Он уставился на рукоять меча в своей груди, словно недоумевая, почему она торчит оттуда: испуская последний вздох, Готен пронзил сердце колдуна.
Магистр невидящим взглядом посмотрел на плачущую Деа, потом на затененные лица семерых сказителей. Он не упал, не испустил дух, как стало бы с обычным человеком, пронзенным кинжалом. Клинок не умертвил его, но заметно ослабил. Ему не оставалось ничего другого, как обратиться в бегство. С ревом, полным бешенства и ненависти, он вырвал клинок из своей груди и, превратившись в облако тумана, с быстротой молнии полетел вверх по холму, назад к воротам другого мира.
Деа опустилась на землю рядом с телом своего отца. Она плакала громко, горько и безутешно, пока вдруг не вспомнила, что Мастера нового тысячелетия все еще наблюдают за ней.
С усилием поднявшись на колени, она гневно посмотрела на Мастера, спасенного ею от огненного удара Абакуса.
— Мы спасали вас, вашу жизнь! — вскричала она прерывающимся от слез голосом. — А вы просто сидели и смотрели на это. Вы… вы трусы!
Человек, к которому она обращалась, соскользнул со своего корня и встал перед ней. Ни один луч света по-прежнему не касался его лица.
— Мы ничего не смогли бы изменить, — сказал он мягко. — Все, что здесь случилось, было предопределено еще тысячу лет назад. Мы сами тогда так решили.
В голове Деа царил такой хаос, такая сумятица из горя и гнева, что смысл сказанного не сразу дошел до нее.