В конце мая в бараках поселили отряд полицейских. У наших разведчиков вызвало недоумение одно обстоятельство: полицейских редко выпускали за пределы лагеря. Это насторожило нас. По распоряжению Ефимова партизаны Маркушина и Смирнова неотлучно вели наблюдение за лагерем, чтобы при удобном случае разгромить его.
Но один случай ускорил это дело. Произошло следующее.
Как нам позднее стало известно, после обеда седьмого июня на охрану склада горючего, расположенного в стороне от лагерных бараков в небольшом перелеске, немцы поставили полицейского Павла Митрофанова из бывших военнопленных. Как только утихли шаги разводящего, Митрофанов обошел вокруг склада и, убедившись, что немцев поблизости нет, осторожно повернул бочку, нащупал пробку и начал ее откручивать. Через минуту струя бензина с клокотом хлынула на землю. Затем он зашел с другой стороны — и в траву одна за другой полетели еще четыре пробки.
Убедившись, что бензином залит почти весь склад, Митрофанов, прикрывшись плащ-накидкой, поджег кусочек ветоши и кинул ее между бочек.
Затем, ухватив крепко винтовку, бросился бежать в березовую рощу. Где-то позади загремели выстрелы. Павел побежал еще быстрее. Крики немцев и выстрелы становились все дальше и глуше, и с каждой минутой росла надежда на спасение.
Лесная тропинка, едва заметная в темноте, вывела его на поляну. Павел быстро пробежал ее и снова вошел в лес. Едва он поравнялся с первой сосной, как в его грудь уперся автомат. Павел потянулся к винтовке, но перед ним тут же появились еще двое с автоматами.
— Руки вверх!
Павел подчинился.
— Кто такой? Куда идешь?
Только теперь он заметил, что перед ним стоят партизаны. Нервы не выдержали, и он заплакал.
— К вам… как рад, что вас нашел… — горячо, захлебываясь, говорил Павел.
— Да ты голову нам не морочь, толком рассказывай.
— Долго объяснять. Нужно, чтобы о моем приходе знало меньше людей.
— А ты не врешь?
— Нет.
Наутро Митрофанова доставили в штаб. Он сразу же назвал себя и рассказал, как оказался в немецком лагере у разъезда Лозовица.
В сумрачный сентябрьский день позиции батальона, в котором служил Павел Митрофанов, начали атаковать фашистские танки и автоматчики. В самый разгар боя станковый пулемет Павла был разбит осколком снаряда. Тогда солдат потянулся к трехлинейке, лежащей около убитого наводчика. Он уже ухватился за ствол, когда рядом раздался взрыв. Павел потерял сознание.
Очнулся он через час. Остатки батальона были собраны на поляне перед высотой, которую обороняли советские солдаты. Вокруг расхаживали часовые. Павел ничего не слышал. Все тело пронизывала боль, точно в него вонзили тысячи иголок. «Контужен», — пронеслось у Павла в голове. Он никак не мог примириться с мыслью о том, что попал в плен и что для него так неожиданно окончилась война.