Петя хотел подняться, выйти за перегородку, где еще горел ночник и, по-видимому, не ложились спать партизаны, чтобы в их компании окончательно развеять остатки страшного сна. Но в это время кто-то резко, со всей силой ударил по столу. Удар был такой же грохочущий, как и от взрыва гранаты, что приснилась Пете. Вслед за ним раздался голос командира второй роты Кашана:
— Пойми, дурья голова, пропадаем мы здесь ни за ломаный грош. Пусть они воюют, мы переждем эту драчку.
— А куда подадимся? — спросил кто-то Кашана.
— Пока к немцам, они в этом отношении щедрые люди. Дадут нам деньжат круглую сумму и мы махнем куда-нибудь, — продолжал Кашан.
— Вот гад! — прошептал Петя и, чтобы определить собеседника Кашана, подошел к перегородке и заглянул в щель. На столе стояли бутылки с самогоном, тарелки с огурцами и капустой, лежали куски хлеба. Лица второго собеседника Петя так и не увидел. Только по всклокоченным волосам и порыжевшему от времени пиджаку он узнал Михаила Гуськова, который месяц назад был принят в партизаны.
Захмелевшие Кашан и Гуськов в конце концов договорились, когда они сбегут из отряда, кого из неустойчивых прихватят с собой, какие документы постараются стащить в штабе, чтобы заслужить милость у фашистов.
Утром комиссар отряда Дурании пришел вместе с Петей в штаб бригады. Мы с Ефимовым только заканчивали чаепитие.
— У нас чепе, — коротко сказал Дуранин, здороваясь с нами.
— Что за чепе? — спокойно ответил Ефимов, отодвигая в сторону недопитую кружку с чаем.
— Петя, давай рассказывай, — сказал Дурании, усаживая мальчика перед Ефимовым.
Рассказ Пети поразил нас. Кашан пришел в отряд, когда мы с Объедковым готовились к переходу через линию фронта. Кашан назвался старшим лейтенантом, выбравшимся из окружения, рассказал, как скрывался в деревне Воротавино, и предъявил партийный билет. Правда, на билете не было фотокарточки. Ее отсутствие Кашан объяснял тем, что ему пришлось вплавь перебираться через реки. Карточка подмокла и отклеилась, и он потерял ее. Мы поверили. Его назначили командиром роты.
— Где сейчас Кашан и Гуськов? — спросил я Дуранина.
— Арестованы.
— Сидят вместе?
— Нет, порознь.
Вечером в штаб доставили Кашана и Гуськова. Как только Гуськову развязали руки, он с кулаками бросился на Кашана и начал его избивать.
— Сволочь, продажная шкура! Христопродавец! Фашистский лизоблюд! — кричал он. Гуськова еле уняли. Допрос начали с него. Кашана вывели. Гуськов рассказал, как Кашан поделился с ним мыслями о дезертирстве из армии, как скрывался по деревням и подговаривал его, Гуськова, сбежать к немцам. Кашан должен с кем-то встретиться и выкрасть из штаба документы.