Наступила наша очередь.
Путь был нелегким. Маленькие ручейки превратились в бурные реки, болота стали непроходимыми. Партизаны промокли до нитки, но ни один не жаловался. Каждого утешало одно: в такую погоду фашисты не отважатся покинуть теплые квартиры и поэтому вряд ли станут усиленно охранять железную дорогу.
Через сутки отряд подошел к железнодорожной линии Новгород — Ленинград. Здесь по плану мы должны начать «концерт». Тут уже давно хозяйничали разведчики Василия Степановича Козлова.
— За каждые сутки проходит до тридцати эшелонов — пятнадцать на север, столько же на юг, — докладывал Козлов. — На разъезде Радофинникова Горка тридцать человек охраны. На остальных по сорок-пятьдесят. Вооружены пулеметами и автоматами. Парные патрули с обеих сторон проходят каждый час.
— Все? — спросил Щелякин, отталкиваясь спиной от березы, к которой он прислонился после изнурительного перехода.
— Все, — утвердительно ответил Козлов.
— А что творится в деревнях?
— Там гарнизонов нет. Но все уцелевшие дома заняты немцами.
— Как живет местное население?
— Немцы собираются отправить людей в Германию.
— Что? Угонять в Германию? И ты об этом молчишь! Ведь это же главное. Ради чего мы воюем? Ради людей! Где же было твое политическое чутье? Не разведчик ты после этого.
Шелякин выругался. Козлов стоял, не зная что ответить. Лицо его изменилось и взгляд уперся в землю.
— Чего стоишь? Исправлять ошибку надо.
— Когда доложить о разведке в деревнях?
— Завтра в полдень.
— Будут точные данные.
— Посмотрим, — сердито ответил Шелякин и, повернувшись ко мне, спросил:
— Как быть?
— Надо население немедленно выводить в леса, радировать Лучину и Сазанову. Может быть, и у них такое же положение, они свяжутся со всеми отрядами.
Приближалась полночь. Все командиры групп давно сверили свои часы и подвели людей чуть ли не к полотну железной дороги.
Ежась от дождя, по шпалам прошли быстрым шагом навстречу друг другу два парных патруля.
Зажженными папиросами командиры групп то и дело освещали циферблаты часов, но время, как назло, текло медленно.
Когда до полночи осталось полчаса, к Шелякину подполз Березин.
— Может, раньше начнем. Так по эстафете передадим белорусским партизанам, а они — украинским?
— Ты не лезь раньше батьки в пекло. Есть приказ — выполняй его.
Березин уполз. Минуты три спустя в его кулаке вновь засветилась папироса. Курил он ее медленно. Когда она кончалась, разжигал другую.
— На всю жизнь накурился. Кончится война — брошу табак, — шепнул он своим подрывникам, которые промокли до нитки и лежали вместе с ним под кустом, оберегая взрывчатку.