Дома она вытащила на свет всех трех щенят, прижалась лицом к их теплым тельцам, да так и застыла, обливаясь слезами. Очнулась оттого, что сука лизнула ее руку. Она принесла задавленного зайца.
— Хорошая ты моя, зайца принесла. Тятя, тятя, Найда зайца принесла.
— Отбери, пока не съела, и свари его. Это бог нам послал.
Груня решила натушить картошки с зайчатиной. Хоть раз поесть досыта. А там будь что будет! Вкусно запахло зайчатиной. Даже рези в животе появились. Груня с отцом жадно ели мясо, картошку, стараясь не смотреть в глаза друг другу. Ведь они-то понимали, что это последний сытный обед. Будет ли еще такой?..
Так оно и случилось. Найда больше не приносила зайцев. Хотя в тайгу уходила и возвращалась оттуда с раздутым животом. Наверное, задавила изюбра или косулю и ходила к добыче есть. Груня хотела пойти за ней, да побоялась.
Уже пять дней в доме Маковых, кроме воды, ничего не было. И вот на рассвете простучали копыта, кто-то с хрипотцой в голосе крикнул:
— Эй, хозяева, принимайте гостей!
— Это Безродный, тот бирюк с парохода, — со страхом сказала Груня.
— С чего это он бирюк? Обыкновенный человек. Открой!
— Не хочу подниматься, силов нету. Пусть сам заходит.
Распахнулась дверь, в землянку вошел Безродный.
— Здорово ли живете?
— Как бог послал, так и живем, — ответил Терентий. — Грешны мы, видно, перед ним. Одну беду за другой на нас шлет. Треплет судьба-лихоманка.
— Наслышан. Пришел вам помочь.
— Вовремя. Моя гордячка не идет просить милостыню, вот и мрем от голода.
— Как же случилось, что у вас все украли?
— Нашелся лиходей, ладно бы только коней угнал, так всю едому вывез.
Безродный отвел глаза. Ему ли не знать того лиходея — на себе выносил мешки с мукой из амбарчика, вьючил на коней. Муку высыпал в речку, коней пристрелил в забоке. Так надо было: иначе Груню не забрать, а голод любого сделает покладистее.
Из-под нар выползла Найда, обнюхала ноги гостя, зевнула и снова уползла к щенятам.
— Купили? Собака видная.
— Купили, — с вызовом ответила Груня. — Можем перепродать. А хошь, щенков купи. Правда, один квелый, видно, сдохнет. А два шустрые.
— Нет, не надо, сам сойду за собаку. А ты все такая же. Языкастая.
— Такой уж уродилась.
— Ладно, дочка, не груби человеку. Зачем пожаловали?
— Пришел вам помочь.
— Здесь даром никто не помогает, — вздохнул Терентий.
— А я хочу даром. Вот полюбилась мне дочь твоя еще там, на пароходе, и нет сна. Будь моей княгиней. А? — обратился он к Груне.
— Я же сказала тогда, что упряжь не в коня, да и плохой ты. Хватаешь девок, будто они уличные.
— Пьян я был тогда, Груня. Прости. Привез вам муки и разной еды. Сгоноши, пообедаем.