— Ты чего, задавака, меня избегаешь?
— А с чего это тебя привечать? Теперь ты мужняя баба.
— Не дуйся. Сам виноват. Аль ты не знал, что мы умирали с голоду?
— Откуда мне было знать, я сам был в беспамятстве. Надорвался, простыл, едва оклемался.
— Давай дружить, — тронула она за рукав Федьку.
— Ты что, рехнулась? Ить ты замужем! Дура!
— Ну и что? Если замужем, разве нельзя с кем-то дружить? — наивно спрашивала Груня. — Урожай нынче плохой, чем и помогу.
— Подаяний не принимаю.
— Ну тогда шел бы в тайгу. Мой Степан, сказывал тятя, много корня женьшеня нашел.
— Знаем, как он их находит. Он манз убивает.
— Болтай! Это ты от зависти такое плетешь, — отшатнулась Груня.
— Я что, люди говорят. Мое дело сторона. — И Федька пошел тропой в деревню.
Утречки Груня остановилась, задумалась: «А что, если он про Степана правду сказал? — И сама себе ответила: — Нет, Степан на такое не пойдет», — сбросила с себя нарядный сарафан, рубашку и нырнула в воду. В шестнадцать лет только и покупаться. Проплыла бурливый перекат, долго ныряла и плескалась на тихом плесе.
Федька выглянул из-за куста. Огляделся, вроде никого нет. Протянул руку и схватил одежду Груни.
Потом сидел на чердаке своего дома и посмеивался, глядя, как Груня почти нагая кралась по огородам домой, пряталась за кукурузник.
Через неделю они снова встретились на той же тропе. Теперь Федька нес связку кеты — шли первые кетовые гонцы, скоро должен начаться большой ход рыбы. Федька ухмыльнулся с издевкой, обидно. Груня прошмыгнула мимо, убежала к реке. Она-то знала, что одежду украл Федька. «Ну и пусть, пусть ворует!» — думала Груня, раздеваясь. Снова уплыла далеко. Вышла на берег, одежды не было. Из-за кустов слышалось тихое всхлипывание. Осторожно раздвигая кусты, присмотрелась. Федька сидел на валежнике и плакал, утирая слезы ее сарафаном. Груня забыла о своей наготе. Ей стало нестерпимо жаль Федьку. Что говорить, ведь он по-прежнему был как родной. Не забылась та дорога, голод, мытарства. Как тогда, на пароходе, она положила руку на его голову и сказала:
— Ну, не плачь, не надо.
Федька вздрогнул, испуганно вскрикнул, вскочил, бросил в лицо Груне сарафан и кинулся прочь.
Груня растерянно глядела ему вслед, потом опустилась на валежину и заплакала.
«Ну что я сделала ему плохого? Ну, вышла за Степана… Так уж получилось…»
Трудно жить в одиночку. Хоть и люди кругом, а Груня была одинока. Может, поэтому, особенно после того дня, когда увидела, как плакал Федор, она искала с ним встречи. Наконец они встретились.
Федька опустил голову, остановился, босой ногой чертил непонятные знаки на пыли, молчал.