— Не убегу, потому как не знаю, куда бежать. Да и кто меня где ждёт?
— Никто, расстрига, не придёт сюда — неблизкий путь. Если же вздумаешь уходить, не ходи по тайге: не дойдёшь, замёрзнешь. По реке иди, там зимой ветром наст надувает, идти легко… Да, лыжи себе из ёлки сделай — они всегда в лесу нужны: где петли на зайцев поставить, где за дровами сходить. Трос в лодке возьмёшь, на костре обожжёшь, петель накрутишь. Захочешь жить — проживёшь. Руки опустишь — пропадёшь… А я завтра домой уеду, вот ночь ещё с тобой здесь проведу и уеду. Валентина тоже уже, наверное, беспокоится.
— Митя… Ты расскажи мне про Богиню.
— Зачем тебе? У тебя же есть свой Бог.
— Есть, Митя, только он на землю не спускается, а твоя на земле живёт… Какая она?
— Разве словами, расстрига, её опишешь? Таких слов люди не выдумали…
— А другой мир, Митя, это как небо?
— Это как память, в него уйти и вернуться можно…
— Как это? Не пойму что-то. Загадками говоришь.
— В нас они, наверное, живут, в нашей памяти, оттуда и приходят. По-другому я это объяснить не могу.
— А я в первый раз, когда ты о Богине сказал, подумал, что болен ты. Только теперь понял, что правду говоришь…
— Может, и болен… Потому как один в это верю. Вот и ты пришёл ведь сюда! Значит, среди людей посчитают, что и ты нездоров.
— Да есть ли у людей дело до меня? Я ведь тоже тебе рассказать хочу, что привело меня сюда. Да на всякий случай — вдруг не выживу да больше не встретимся? — завещание тебе оставлю. Оно уже составлено, только имя твоё впишу своей рукой.
— Ты думаешь, оно мне надо?
— Пригодится авось…
Окончив исторический факультет в шестьдесят пятом, Саша Рогозин долго преподавал в школе. В свободное от работы время занимался фарцовкой — это началось ещё со студенческой скамьи. Работал не по-крупному и один, а так больших денег не сделаешь. Но всё же с горем пополам скопил деньги, купил машину. Машина была его давней мечтой. Она даже во сне ему снилась: голубенький жигулёнок с мягкими велюровыми сиденьями. И вот его сокровенная мечта сбылась! Он сидел в своей машине и раскатывал по ночному городу!
Но после трёх дней общения со своей «мечтой» он почувствовал смертную тоску. И от машины, и от всего, что его окружает. Машина-то всего три дня и горячила кровь, и взвинчивала душу от ветра в лицо, от чувства обладания собственным автомобилем. Но всё разом прекратилось. Опять были скучные уроки, которые он проводил, пыльная машина в гараже, на которой он теперь иногда приезжал на рынок. Просто посмотреть, уже не фарцевать — это тоже ему наскучило. Просто ходил между рядами и смотрел, как всё продаётся и покупается: от заграничных джинсов и до человеческой совести. И ему, спекулянту со стажем, пусть работавшему по мелочам, вдруг в голову пришёл вопрос: «Неужели везде так? Неужели так у нас устроен мир?»