Ведея, сняв нож с шеи, подошла к Колесникову:
— На, если хочешь, сдавай меня своему князю, я безоружна. Ещё в пророчествах, передаваемых из уст в уста поколениями, сказано: «И вы будете народом великим, и победите вы весь свет, и растопчете роды иные, которые извлекают свои силы из камня, и творят чудеса — повозки без коней, и делают разные чудеса без кудесников. И тогда всякий из вас будет ходить словно кудесник, и пропитание для воинов будет создаваться с помощью заклятий. Но воины станут рабами многословия. И от многих тех словес вы лишитесь мужеств, и станете рабами дани и золотых монет, и за монеты захотите продаться врагам. И тогда боги скажут вам: „Любите Завет отца Ария! Он для вас — Свет Зелёный и жизнь! И любите друзей своих, и будьте мирными между родами“». Ну, а теперь бери нож! Что онемел? Тем троим я меты поставила. Отца только не трогай… Он в неведенье.
Участковый покрутил клинок в кожаных ножнах, вытянул его, попробовал отточенную сталь пальцем, и в глазах бывшего спецназовца вспыхнуло восхищение. Потом резко опустил нож в ножны.
— Да ну вас, ей-богу! Вы за кого меня принимаете? Они у меня тоже в печёнках сидят. А поучила — знать, за дело, неповадно будет впредь. Только кто вы? Неспокойно как-то стало…
Коля Колесников ушёл от Лешего, когда уже восток порозовел и птичье пенье несмело неслось из прибрежных кустов. Верилось и не верилось, но помочь он обещал, так как этими людьми руководили истинно человеческие чувства, которые не чужды любому честному человеку. Невзора нужно было переправить сегодня же утром на лодке к старым скитам. Милицейский «Прогресс» с двумя «Вихрями» за три часа домчит его туда. Леший муку и сахар приготовит к утру на лодочной станции. Только бы Сохатый не загулял. После разговора с Ведеей сумрачный стал. Почти не разговаривал, только слушал да всё голову зажимал своими ручищами, словно она у него болела. А может, вспоминал что? Самому-то ему сегодня нужно быть в райотделе. Сейчас ещё с Ольгой объясняться придётся: считай, уже утро, а он только идёт домой. На службу не свалишь, но и объяснять всё ей нельзя. Опять придётся терпеть сцены ревности и слёзы, которые он не мог переносить. Но дело есть дело… Да и отступать нельзя — он же воин… А как всё же хороша русалочка! Если её переодеть, то мисс Европе до неё как до Китая пешком.
Колесников задумчиво толкнул калитку собственной усадьбы. На крыльце, не спавшая ночь, сидела Ольга, укрывшись байковым детским одеялом.
— Где же тебя черти носят? Всю ночь не сомкнула глаз! Опять, наверное, с Лешим просидел?