– Хорошо, батюшка. Сам-то как?
– Отлично. Словно и не было ничего.
– Вы сейчас где?
– Пока во Владике, вылетаем через пару часов в Хабаровск. А оттуда – домой, в Москву.
– Ждем тебя, папулька. Мы очень соскучились.
– Я люблю вас. – От его шепота сердце встрепенулось и понеслось прихорашиваться.
К счастью, мой лапеныш не умеет долго кукситься, ей ведь, несмотря на феноменальные способности, всего три с половиной года, и взрослая дурь, ох, простите – болезнь, гордо именуемая депрессией, до нее пока не доползла. Может, потому, что я вокруг дочери защитный ров любви выкопала?
Утром Ника, заговорщицки посматривая на меня, живописала (пишется именно слитно и с ударением на «са») бабе Кате леденящую кровь картину вчерашнего хоррора в ветеринарной клинике. Как большущая овчарка, хозяйкой которой была худая бабушка в смешной волосатой шапке (привет любительнице мохера и ее болонке), набросилась на нее, на Нику, и чуть не отгрызла ручку.
Домоправительница, заново переживая кошмар, ахала, охала, периодически нацеловывала бедненькую девочку, успевая при этом печь тоненькие кружевные блинчики. Которые бедненькая девочка, а также ее бестолковая мамочка просто обожали. Особенно с домашним клубничным вареньем. И черт с ней, с талией!
Мы с дочкой очень старались, честно уплетали вкуснятину за все имеющиеся в наличии щеки, но успеть за суперпрофи черпака и прихватки не могли – гора кружевной выпечки росла. Пришлось признать поражение, иначе встать из-за стола самостоятельно мы не смогли бы.
А так – встали. И даже с третьей космической скоростью (приблизительно пятьдесят сантиметров в минуту) помчались в гостиную, где стоял компьютер. Ника сегодня хотела пообщаться с маленькими Салимами, соскучилась по Лельке и Деньке. Да и я – по пузатенькому Таньскому.
Веб-камера работала превосходно, компьютер тоже не подкачал, так что наболтались мы всласть, даже глава семьи Хали поучаствовал.
Таньский и ее семья, ставшие невольными участниками жути в Сан-Тропе, тоже никогда не говорили об этом. И хотя именно благодаря помощи Хали, вызвавшего Винсента Морено, нам удалось уцелеть в адском смерче, вспоминать о пережитом не хотелось. Слишком уж инфернальным оно было.
Поэтому мы болтали только о хорошем. О прошедших праздниках, о грядущем прибавлении семейства Салимов, о том, куда поедем летом. Но что удивительно – Ника ни словом не упомянула о Мае, не поделилась радостной новостью. Обиделась, вижу, на пса всерьез. Ну ничего, посмотрим. Если Май останется зверем и его надломленную психику исправить не удастся, придется, конечно, подыскать собакевичу другое жилье. Может, в охрану куда-нибудь, главное, чтобы его больше не обижали.