— А что с ним не так?
— Да оно ж прямиком с Эльдорадо! — огрызнулась она. — Кем ты себя воображаешь? Ичабодом Крейном или Ковбоем Мальборо?
Я фыркнул.
— Я волшебник.
Она посмотрела на меня скептически, как смотрят дети, получившие горькую отрезвляющую пилюлю, обнаружив, что нет никакого Санта Клауса. (Ирония в том, что он есть — но он не может работать в масштабах, которые позволили бы убедить в его существовании всех. Таков современный стиль жизни.)
— Ты смеешься надо мной, — сказала она.
— Я ведь сумел найти тебя, не правда ли?
Она поглядела на меня, нахмурившись.
— А как ты меня нашел? Я думала, что в том месте абсолютно надежно.
Я продолжал идти к мосту.
— Так и было бы — в течение десятка-другого минут. А потом на этой свалке появилось бы полным-полно крыс, ищущих какой-нибудь еды.
Девочка слегка позеленела.
— Крыс?
Я кивнул. Возможно, я смогу выиграть расположение малышки, если не отвернется удача.
— Хорошо, что в сумочке у твоей мамы нашлась щетка с твоими волосами. Я собрал с нее несколько волосков.
— Ну, и?
Я вздохнул.
— Ну и я использовал немного тауматургии, которая привела меня к тебе. Это была долгая, пешая прогулка, но зато прямо к тебе.
— Таума… что?
Вопросы по-любому лучше пинков. И я продолжил отвечать на них. Черт, мне вообще нравится отвечать на вопросы о волшебстве. Профессиональная гордость, наверное.
— Тауматургия — это волшебство ритуалов. Ты рисуешь символы, связанные с реальными людьми, местами и событиями или с представляемыми моделями. Затем вкладываешь немного энергии, заставляя что-либо случиться в меньшем масштабе, чтобы то же самое случилось в масштабе большом…
Она пригнулась как раз в ту секунду, когда я увлекся своей речью, и укусила меня за руку.
Я рявкнул то, что, вероятно, не должен был говорить при ребенке, резко отдергивая руку. Девчонка оказалась на земле и бросилась к мосту, проворная как мартышка. Я встряхнул рукой, рыча про себя, и рванул следом. Она была быстра; косички развевались позади спины, ботинки и гольфы так и мелькали.
Она первой добралась до моста, древнего сооружения с двусторонним движением, перекинувшегося через Чикагскую реку, и бросилась бежать по нему.
— Подожди! — кричал я ей вслед. — Не делай этого!
Она не знала город так, как знал его я.
— Сосунок! — раздался ее веселый голос.
Она продолжала бежать, пока большая, гибкая, волосатая рука не высунулась из-под крышки люка и обхватила сальными пальцами одну из ее лодыжек. Ребенок закричал от внезапного ужаса, падая на асфальт и обдирая кожу на обоих коленках. Кровь ярко темнела на ее белых гольфах в свете немногих работающих фонарей.