Теперь шпион может быть доволен — он узнает обо всех наших недомоганиях. Видишь, шпиончик, я о тебе забочусь. Но поскольку я знаю, что ты не можешь ничего со мной сделать, что никто не может ничего со мной сделать, то зачем мне от тебя что-то скрывать?..
Я люблю тебя, шпиончик, я так тебя люблю — тебя, каждый день лихорадочно читающего мой дневник, спрятавшись здесь, в маминой комнате, уткнувшись носом в ее юбки… Мерзкий шпион, ты читаешь быстро, еще быстрее, а тем временем — вот сейчас, сейчас, пока ты склоняешь голову — я поднимаюсь по лестнице… И не с пустыми руками, ты это знаешь… Я останавливаюсь за дверью, ты оборачиваешься так резко, что голова у тебя едва не слетает с плеч… Теперь ты не осмелишься читать дальше… Убирайся! Убирайся вон!
Я убью тебя. Я так решил. Когда мне надоест играть с тобой, я тебя убью. Я найду что-нибудь, способное сделать тебе больно — действительно очень больно. За то, что ты осмелился противостоять мне. Нужно быть сумасшедшим, чтобы противостоять мне.
А пока я буду сообщать тебе некоторые свои приметы. Славные лакомые приманки, которыми ты сможешь вволю насладиться у себя в комнате. Кстати, заперта ли она на ключ, твоя комната? Ха-ха-ха! Ты слышишь мой бумажный смех? Итак, очень важная примета: я единственный из всех, кто любит репу. Пока!
Дневник Дженни
Сегодня днем я думала, что умру от страха. Этот гаденыш написал, как он поднимается по лестнице, и я на мгновение в это поверила. Я поверила, что, обернувшись, увижу, как сверкает топор — именно топор пугает меня больше всего, — и представила, как он разрубает меня пополам!
Сегодня я приготовила жаркое из ягненка. Все вышло как нельзя лучше — другой еды не было, доктор разозлился, остальных тоже надо было видеть! Когда они уехали, я тут же отправилась к Старухе и спросила: «Не приготовить ли сегодня на ужин репу?»
Она как-то странно посмотрела на меня — может быть, потому, что от меня немного пахло вином? Не знаю. «Репу? — спросила она, усмехнувшись. — Странная идея. Вы что, решили похудеть, а заодно и нас посадить на диету?» — «Нет, мэм, но у себя дома я часто ее готовила, и мои братья были в восторге», — ответила я с самым идиотским выражением лица.
Она слегка улыбнулась натянутой, фальшивой улыбкой, и у меня по спине пробежал холодок. «Мои сыновья ее не любят». — «Ни один?» — «Ни один. Я никогда не могла заставить их ее есть». И она снова вернулась к вязанию очередного кошмара, желто-голубого (на сей раз для Старка).
Отсюда я заключила, что мальчишка меня дурачит. Это немного ободряет.