Что дальше было бы с Бейбулатовым, да и с самим Артамоновым, неизвестно, но командованию фронта срочно понадобился «язык» в чине не меньше полковника. Требовались последние подтверждения авиаразведки и штабной догадки. С Артамонова потребовали исполнения, и он послал лучшую группу за линию фронта. Принесли придушенного, чуть живого лейтенанта. Послал опять – вернулись ни с чем. Говорят, что у немцев так плотно сконцентрированы войска – иголку ткнуть некуда, тем более засаду на дороге устроить. Машины идут друг за другом колоннами, в лучшем случае, в зоне прямой видимости. И без «языка» видно, что готовится большое наступление на Кавказ.
А начальству, конечно, вынь да положь «языка» или погоны свои офицерские. Рискнул тогда капитан Артамонов, как за карточным столом, когда ставишь последний свой наследственный кулон, послать за линию Бейбулатова. Спросил только: может, помощь нужна какая, поддержка, проси, все предоставим. Предложил даже сам с ним пойти, но чеченец отказался.
– Один у меня просьба, – сказал Салман, – разрешит, товарищ капитан, мне финка оставить, кинжал наш чеченский брать. Ичиги надевать, горский обувка больно хорош. Салман тише ходить, быстрей ползать…
– Разрешаю, – согласился Артамонов. – Ты, джигит мой родной, хоть индейцем нарядись, но достань мне полковника этого. Ты погоны запомнил? И главное – не уши принеси, а «языка»! Смотри – не перепутай…
Целые сутки Артамонов занимался только тем, что смотрел на один молчащий телефон и матерился перед тем, как ответить в другой, который верещал начальственно каждый час. Говорить капитану было пока нечего:
– Еще нет… Есть, доложить… Слушаюсь… Никак нет… Есть, принять все меры… Слушаюсь…
А под утро, когда стало предательски быстро светать и последние островки полноценного, любимого разведчиками ночного мрака сохранялись только в глубине траншей, заверещал наконец полевой телефон, и с передовой доложили, что Бейбулатов притащил не просто полковника, а настоящего штандартенфюрера СС.
Через полчаса Салман, пыльный, с запекшейся под носом кровью, докладывал Артамонову. Толстый эсэсовец ворочался на табурете в углу блиндажа, как дикий кабан.
– Как же ты такого борова один дотащил? – спросил майор.
– В горах зверь большой таскать, – ответил Бейбулатов. – Салман привыкать. «Язык» сам спешил. Салман его резать мало. А он спешил.
– Как резать?
– Кинжал резать. Сало много, больно мало. Ползти быстро.
– Ладно, родной ты мой, – сказал Артамонов. – Иди отдыхай, джигит. Орден ты себе уже заработал. Не знаю, как там у вас, горцев, принято, только дай-ка, друг ты мой, обниму тебя!..