О, императрица сразу поняла, куда метит капитан, и взглянула на него по-новому, с любопытством.
– Канцлер Панин предпринимал шаги к сближению, но ни одно из итальянских государств не откликнулось на них, – сказала она. Помолчав, спросила: – Каковы могут быть теперь практические шаги и с чьей стороны?
– Я мог бы написать Магони – испанскому послу в Вене, он мне приятель. Написать неофициально и, как бы между прочим, сообщить ваше мнение.
– Которого вы еще не знаете, – сказала Екатерина и направилась к Бецкому и Алеше. Они сидели за инкрустированным шахматным столиком и передвигали фигуры из слоновой кости.
«Она определила мой удел: быть при ее незаконно рожденном сыне и только!» – с досадой подумал Рибас. Императрица восторженно наблюдала за игрой Алеши с Бецким. Она страстно любила шахматы. Сыграла с сыном три партии, и одну намеренно свела к ничьей.
– Кто тебя в Лейпциге учил играть? – спросила она сына.
– Я научился здесь. У Иосифа Михайловича.
– Превосходно, – сказала Екатерина, не взглянув на Рибаса. Распорядилась накрыть для гостей чайный столик и ушла.
Через час все оказались в Смольном, где воспитанницы потрафили чудесному настроению императрицы во французской комедии и балете так, что через Бецкого она дала распоряжение:
– Пусть живописец Левицкий изобразит юных служительниц Мельпомены в театральных костюмах. – А Рибасу, прощаясь, сказала: – Мы с одобрением относимся к вашей дипломатической затее.
Рибас съездил на почтовый двор и отправил письмо Магони в Вену. Затем последовали самые разнообразные и непредвиденные события, чередующиеся с тягостным ожиданием. Как и в прошлом году, свадьбу отложили до весны. Настя выписывала из Голландии парижскую мебель. Алеша прилежно учился и часто обедал с Рибасом у Бецкого. Наконец, пришло письмо от Магони, в котором он как бы мимоходом сообщал, что дипломатическое колесо завертелось. Рибас доложил об этом Екатерине, а она высказала свое удивление не менее удивленному Бецкому:
– Почему ваш капитан, участник сражений на Дунае, до сих пор капитан?
Пока шло производство Рибаса в майоры, в Петербурге замелькал повседневный черный плащ с восьмиконечным крестом графа-мальтийца Сограмозо. Для намерений Рибаса это было как нельзя кстати. Нечаянную, но дружескую встречу Сограмозо со своим бывшим переводчиком с итальянского Рибасом заметили при дворе. Императрица состояла в переписке с новым гроссмейстером мальтийского ордена Эммануилом де Роганом.
– Увы, – мне придется уехать из России, – говорил Сограмозо рассеянно, – я так этого не хочу.