– Никогда и никого не просите за меня.
Маскарад был назначен на 29 июня, в день тезоименитства Павла, и, когда Рибас прибыл к Петергофскому дворцу, он остро ощутил, что затеряется среди тысяч приглашенных. Такого празднества, такого стечения народа, стольких оркестров и столов, накрытых под сенью дерев, он не ожидал. Нечего было и думать, чтобы попасть во дворец, откуда отдавались незримые команды: когда поднимать бокалы, когда бить пушкам, когда взметнуться в небо фонтанам и ракетам.
Нет, здесь представить себе было невозможно, что Россия ведет кровопролитную войну с турками на Дунае и Средиземном море, куда пришли еще две эскадры, и линейные корабли «Граф Орлов» и «Чесма» состояли в их числе. Нет, петергофские салюты гремели не в честь эскадры Коняева и графа Войновича, что сожгли семь турецких фрегатов под Патрасом. Из праздничной круговерти вряд ли виделось кому-то, что корпуса Румянцева воюют за Дунаем, а суда Войновича принуждают далекий Бейрут к сдаче.
Здесь, в парке, живописно раскинулись палатки с угощениями. Сверкал хрустальный бассейн в форме буквы «Е». А внутри хрустального вензеля плавали радужные тропические рыбки. Верхний парк напоминал великосветский бивак. Офицеры-гвардейцы съезжали по каскаду «Шахматная гора» с бокалами вина в руках, и, кому удавалось не расплескать его, получали легкие поцелуи дам. Свинцовые скульптуры Большого каскада укоризненно мокли под вспыхивающими водными струями.
Джузеппе с кем-то пил шампанское, с кем-то перебрасывался фразами, обходил танцующих стороной и потерял всякую надежду увидеть предмет своего обожания. Однако возможность эта увеличилась, когда в водоворот тысяч масок влился яркий цветной костюмированный поток из дворца – ее величество пожелала насладиться картиной фейерверка. Многих трудов, толчков, недовольного шипения, извинений стоило Рибасу приблизиться к этому потоку, оказаться возле царской свиты и вдруг услыхать веселый мужской голос возле своего уха:
– Белое домино, не одолжите ли мне тысячу ливров на карманные расходы?
– Вам придется подождать полчаса, пока я не выиграю нужную вам сумму, – отвечал Рибас.
– За полчаса я истрачу вдвое больше! – отвечал, смеясь, граф Андрей, и Рибас не успел сказать: «Но ведь для вас все кончено, граф!», как тот исчез в толпе, которая вынесла Рибаса перед ясны очи вельможного старца в шитом золотом кафтане, а на его лентах сияли звезды, похожие на уменьшенные копии морских звезд; Иван Иванович Бецкий всплеснул руками:
– Куда же вы пропали, мой дорогой? Что поделываете хорошего, мой дорогой? Жаль, что Мельхиор Гримм не напишет об этом бале в своей «Литературной корреспонденции» – Европа знавала балы, но они там никогда не были так сердечны. Однако Гримм скоро приедет, празднества еще грядут во множестве. Кстати, в каких вы отношениях с графом Андреем Разумовским?