Разве такую ораву прокормишь?
– А он не собирался бросать жену? – Артем с серьезным видом рисовал крестики в блокноте.
– Зачем? Она у него и вместо домработницы, и вместо сестры милосердия, да и вместо девочки для битья…
– В каком смысле «для битья»?
– В прямом. Сидел в нем такой зверь: кулаки чесались.
– Почему вы так думаете?
– Я два раза в частные клиники деньги переводила и документы видела. Как это у них там называется: «Множественные кровоподтеки, перелом ребра…» Один раз встречать ее из больницы ездила с шофером. Может, она, конечно, и желтухой болела, как мне шеф сказал. Только под глазом бланш желтел… А потом все это знали…
Он же не просто так бил, сгоряча. Ему нравилось.
– Выходит, теперь у руля фирмы стоит безвольная слабая женщина?
Артем успел уже повидаться с Маргаритой Васильевной, поэтому все, что говорила секретарша, не очень вязалось с ее портретом.
– Вот загадка! Может быть, она притворялась всю жизнь так хорошо, что все ее считали клушей, а может быть, деньги действительно творят чудеса, но она переменилась до неузнаваемости. Властная, говорит четко, не мямлит как раньше, смотрит совсем по-другому. А одета как, как причесана – все с иголочки, все хрустит. Собственно, она меня и уволила потому, что я ее раньше знала.
– Вы так думаете?
– Сама сказала. Говорит, мне нужно порвать с прошлым раз и навсегда. Я ей, видите ли, мешаю, Ивана напоминаю. Но обещала написать блестящие рекомендации.
Артем решил, что пора откланяться. Ничего особенного в рассказе Кати не было, кроме разве что странного ощущения де-жа-вю. Ведь Свешникова" подобно Амелиной, находилась в весьма тяжелом положении. И вдруг – такая удача! – нет мужа-тирана, а деньги есть. Удивительное везение! Можно было бы еще удивиться и тому, что обе женщины бросились руководить фирмами, не пытаясь продать их партнерам или конкурентам. Но здесь обе, конечно, были правы. От продажи не получишь и десятой части того, что можешь заработать.
В списке Артема значилось еще несколько человек. В фирме, занимающейся целлюлозой, он не сумел прорваться дальше первого поста охраны. Пришлось ретироваться, пока не возникло неприятностей. В маленькой гостинице возле птичьего рынка, принадлежащей ранее Марату Алимову, на него тоже смотрели косо: но покупатель, не продавец, ясно – человек нехороший, ненадежный. А вот в шашлычной, притулившейся здесь же возле рынка, ему оказались рады.
– Захади, дарагой! Садись! Кушать будешь? – крепкий маленький мужичок чуть ли не силой затащил его в свой павильон. – Сматри, цены савсем смешные! Куда спешишь?