Осень расплывалась перед глазами в ржавое марево.
«Моя…»
Помнишь, как целовал ее, Меняла? Там, на остановке? Лес тихо шелестел вокруг; помнишь, как ржавчина осыпалась с листьев, открывая охру и рыжево?
Помнишь, как красив был тот осенний лес?
– Давай поженимся? – прошептал ты, крепче обнимая вздрагивающие плечи.
Помнишь вашу первую ночь? Дрожь ее тела, тепло прикосновений, собственную неуклюжую нежность… ночь, для которой у тебя не было имени, потому что таких слов ты никогда не знал? Ты помнишь первое ваше утро, Меняла? Утро, которое оказалось даже важнее ночи?
Тебе от матери досталась квартира в Твери. У нее был дом под Курском и квартира в городе. Продав все, вы купили квартиру в Москве. В многомиллионном мегаполисе никому не было дела, кто вы, откуда, и вас это вполне устраивало.
Помнишь, как страшно было в первый раз сказать «люблю»?
Стерва-стервятница зона медленно, нехотя, но распускала когти.
Вы были счастливы четыре года. Всего четыре – или целых четыре, а, Меняла?
Северодвинск, пляж на Яграх,
24 сентября, четверг, 0.17
Студеное море вздыбливало бурунчики пены. Ветер сек лицо, и Рита порадовалась, что надела пуховик: холод пробирался и под теплую одежду. Ведя лошадь в поводу, она осторожно спустилась на пляж. Плотный слежавшийся песок упруго ложился под ноги; скакать по нему будет легко, отметила про себя девушка.
Лошадь всхрапнула, испугавшись далекого гудка.
– Тихо, Фантом, – Рита погладила дрожащую шею животного и легко вскочила в седло. – Еще рано.
Месяц-серп разрезал облачную вуаль, и водяная пустыня засияла полированной сталью. Белым глазом подмигивал издалека маяк.
Пять лет назад Рита, после аварии прикованная к инвалидному креслу, и не мечтала, что когда-нибудь вновь будет ездить верхом.
Пора. Время.
– Но, Фантом, вперед! – скомандовала девушка, давая лошади шенкеля. – Вперед!
Ветер злорадно взвыл в ушах, бросил в глаза горсть брызг. Застоявшийся Фантом летел галопом, как на крыльях, и Рита пригнулась к холке коня, отдаваясь ритму бешеной скачки.
Старец Никодим и отец Алексей молились за ее исцеление… но возможно, вдруг вспыхнула мысль, для того, чтобы она снова могла ходить, кому-то тоже пришлось скакать на белой лошади по кромке прибоя, преодолевая хлесткий стылый ветер.
Станция «Новослободская»,
Московский метрополитен,
24 сентября, четверг, 0.17
Зеленью, кармином и лазурью светились витражи «Новослободской».
– Я, наверное, об этом пожалею, – Сергей по очереди трогал разноцветные стекла одного из них.
– О чем? Что не поверил мне четыре года назад?
– Нет, что сейчас верю… Алексей, лучше найди кого-нибудь, кого стоит спасать. Вот как наша малышка, – он щелкнул ногтем по винно-красному фрагменту витража.