Потом началась борьба. Уже стемнело. Запели цикады. Мореходы развели огромные костры. Мускулистые, умащенные тела борцов мелькали в отсветах костров, вводя в искушение всех — и хозяев, и гостей — помериться силами. Желающих было так много, что Эред начал складывать побежденных в общую кучу. По законам состязания поверженный не имел права подняться на ноги без разрешения победителя. Успех Эреда объяснялся просто: никто из людей Альбатроса не был борцом-профессионалом.
— Адон Агенор! — торжественно произнес адмирал. — Твои мореходы превзошли всех и в делах и в забавах, ты умеешь подбирать людей в экипаж, а это лучшее качество кормчего, после умения водить корабли.
Адмирал вынул из уха серьгу и вручил Агенору — высшую почесть для кормчего, ибо это означало, что есть преемник Саргаду Альбатросу, адмиралу Красного моря.
Приятель Скорпион, по прозвищу Нос, не мог пройти мимо Мбиты, застрял среди чернокожих.
— Неужели ты позволишь быть этому чудовищу рядом с красавицей? Саркатр пил вино, сидя на циновки рядом с Астартом.
— Да, она хорошая девушка, и это может ее погубить. — Астарт поймал взгляд Мбиты и жестом руки пригласил ее подойти.
Та показала ему язык. Оба хананея расхохотались.
— За нее я спокоен, Нос ничего не добьется, — Саркатр поднял половинку кокоса с вином, давая знать Мбите, что пьет за нее.
Неожиданно на площадку борцов вышел один из «леопардов». Холодный, надменный взгляд, едва пробивающиеся искры азарта в больших продолговатых по-кошачьи зрачках. Негр был на голову выше Эреда, но более жидковат и более подвижен. Не дав ему опомниться, Эред взял его под мышку, как утром Анада-Мота, и осторожно положил в кучу побежденных борцов. Взбешенный «леопард» бросился к помосту, где восседали его соплеменники, схватил копье. Стоявший рядом Ассириец подставил ему ногу, и тот растянулся в позорнейшей позе. «Леопарда» тут же стиснули крепкие руки и с почестями, не дав ему шелохнуться, усадили на помост. Праздник продолжался.
Финикияне вынесли из крепости музыкальные инструменты. Саркатр запел одну из стремительных, как муссон, матросских песен Финикии. Вскоре десятки голосов самозабвенно пели песни далекой родины.
Легкое прикосновение к руке — Астарт увидел сидящую рядом Мбиту. Она миролюбиво улыбалась.
Ливийцы принесли из деревни свои рокочущие барабаны. До поздней ночи напевы далекого Средиземноморья будили воды великой реки, смешавшись с зажигательными ритмами африканцев.
— Астарт, ты заметил, что песни и пляски зинджей — единое целое? Саркатр не сел, а упал на циновку, голос его заметно охрип. — У хананеев тоже есть песни, неотделимые от танцев. Это очень старые песни… Пройдет время, и зинджи отделят мелодию от движения…