Журчала вода, перекатываясь через лопатку весла. Изредка плюхались в воду куски подмытого берега.
"А парень тот хорош! Где мы его встретили? Кажется, он удил рыбу. Мбита поразила его с первого взгляда. На меня боялся смотреть, зная, что его восхищение невозможно скрыть. Он тоже был одинок… Интересно, за что его изгнали из племени? Оскорбил вождя? Старейшин? Убил негодяя? Но только не украл. У вора не может быть такого лица, таких глаз".
У одинокого ливийца была лодка. Они втроем поднялись выше цепи мелей, образующих нечто вроде порогов. Они втроем искали деревню, где можно было остановиться. И тут случилось несчастье, заставившее Астарта вспомнить о богах, Мбиту укусила водяная змея.
Девушка металась в беспамятстве, царапая пальцами землю. Двое мужчин, не двигаясь, сидели у ее ложа из травы и мягких ветвей. Они оба признались в своем бессилии перед таинственной карающей силой, и оба глубоко страдали.
Астарт просидел ночь, не шелохнувшись, придавленный, растоптанный неумолимым роком. И вдруг он закричал, подняв лицо к еще спящему небу:
— Боги! Я отрекаюсь от нее, только пусть она будет жива! Я никогда ее не увижу, но пусть она живет! Разлучить с любимой — вот на что вы только способны! Почему вы терпите мою ненависть, но губите невинные души, с которыми меня сталкивает судьба? Дайте ей исцеление, и я покину ее! Проклятое небо!
После этого Астарт не сомневался, что Мбита выздоровеет, и она на самом деле вернулась к жизни, и первым ее осмысленным словом было имя тирянина.
Финикиец покинул Мбиту, оставив ей лодку с парусом, рыболовные снасти, копья и остроги с железными наконечниками — величайшая ценность для ливийцев, знакомых лишь с медью. Не рискнул он остаться лишь без топора и меча. Он ушел, и наивная детская радость не покидала его лица: прекрасная зинджина будет жить!
Но им было суждено встретиться еще раз. Астарт обогнул берегом мели, а затем и гряду настоящих порогов и, облюбовав подходящее дерево для лодки, взялся за топор. Он не мыслил своего существования здесь, на берегах широкой ливийской реки без лодки и паруса. "Конечно, так хананейская лодка — хороша, но им будет нужнее: их двое. Он ей понравится, а время сгладит боль. Пусть у меня будет выдолбленная из дерева пирога. Ведь я теперь зиндж. Зиндж с желтой кожей".
Мбита с шумом вырвалась из зарослей и застыла, похудевшая, гневная. Астарт обнаружил, что и коричневое лицо может быть бледным. "Нашли по следам", — подумал финикиец.
Ее спутник бесшумно подошел и сел у дерева.
И хотя Астарт еще не выстрогал весла и не проверил лодку на плаву, он поспешно натянул на рей парус из своей старой туники. Финикиец трусливо столкнул пирогу в воду. Не выдержав, оглянулся, твердя про себя, что дает ей жизнь.