Гребцы, повинуясь сигналу кормчего, навалились на весла.
Финикиец глухо зарычал и выхватил меч.
— Ненавижу жрецов! — лезвие рвало песок и галечник, высекая искры. Ненавижу богов! Проклятую жизнь!.. — Он поднял лицо к небу и заорал, потрясая мечом: — О Мелькарт, баран с рыбьим хвостом! Я плюю в твои жадные глаза! И ты, злая баба, Великая Мать!.. И все вы небожители — Адонис, Эшмун, все благостные боги и боги зла — слушайте! Я отрекаюсь от вас! Я буду жечь храмы и убивать жрецов. Нет у меня богов! Я сам себе бог!
Побледневший Ахтой схватил его за руку.
— Ты безумствуешь!
— Ты тоже жрец! Проклятое отродье! — Астарт взмахнул мечом.
— Да, я жрец, но бога, который был человеком.
Астарт выронил меч. В ушах стоял ее голос. С диким воплем финикиец упал лицом в галечник.
— Был человеком… — Ахтой ссутулился над неподвижным телом. — На небесах ему, видно, несладко. Человек рожден страдать.
Тоскующие крики чаек вторили его мыслям.